«Границу проехал в контейнере с грузом». Милиционер из Гродно сбежал в Польшу от мести КГБ
Ожидая слушания в окружном суде Варшавы по делу об экстрадиции в Беларусь, бывший милиционер Дмитрий Ковш рассказывает «Белсату» свою историю.
У меня высшее экономическое образование. В 2001-м устроиться на работу было сложно: нужно было идти подметать улицы либо искать деньги, чтобы устроиться в банк. Выхода не было, и я решил пойти в милицию. Чтобы туда попасть, пошел на год в армию, потом полгода провел в учебном центре, и еще год стажировался как гражданское лицо.
В 2003-м начал службу на должности младшего участкового в Октябрьском РОВД Гродно. В 2004-м стал оперуполномоченным и продолжал двигаться выше. Дослужился до майора.
В Польше меня воспринимают как обычного милиционера, выполнявшего свои обязанности, хотя я служил в специальном подразделении, занимавшимся экономической преступностью и коррупцией, которое не зависело ни от кого и подчинялось непосредственно начальнику криминальной милиции.
Я был «секретоносителем»: имел самую высокую степень доступности к совершенно секретным материалам, получить которую можно только с разрешения КГБ. Когда я выезжал за рубеж, то писал несколько рапортов.
У меня польские корни, я часто ездил в Польшу, бывал в Торуне, Кракове. В течение первой недели после возвращения меня обязательно вызывали на Тельмана (Управление КГБ по Гродненской области. – Прим.«Белсат»). Спрашивали где был, пересек ли границу без проблем, выходил ли кто-нибудь на контакт – например, из пограничной службы. Устанавливали, сотрудничал ли я с силовыми структурами Польши. Спрашивали, не отказываюсь ли пройти полиграф. Я отказывался. Они спрашивали, есть ли мне что-то скрывать. Отвечал, что просто не хочу: полиграф не дает достоверную информацию.
Во время президентских выборов 2006-го я готовил рапорта о нарушениях на избирательных участках – я ведь оперативный сотрудник, занимающийся экономическими делами. А в экономическую преступность входят также коррупция, служебные подлоги и т. д.
Я видел как на участке часто у голосовавшего спрашивали, а где остальные члены семьи, и когда узнавали, что они не придут, заполняли его бюллетени – получалось, что пришел один, а проголосовало четверо.
У милиционера есть план по раскрытию двух преступлений в месяц. Если будет одно – бить не будут. Если ни одного – в конце месяца будет плохо. А если и в следующем месяце без раскрытия – по истечению квартала будет взыскание. Эта работа вынуждает все время копать: сидишь в гостях – люди пьют, разговаривают, а ты все слушаешь и анализируешь как робот.
Пришел один, а проголосовало четверо.
Фактически за неделю дежурства на избирательном участке можно было вывести всю комиссию и сделать результат на полгода вперед. Моим делом было доложить – решение должно было принимать начальство. Тогда я не знал, что мои рапорты просто рвали.
Золотые люди
Мне никогда не было интересно заниматься мелкими преступлениями, всегда тянуло к отъявленным злодеям.
Табачная фабрика – самое прибыльное предприятие Республики Беларусь. Как все прибыльные предприятия, «Неман» имеет куратора в КГБ, это святое. КГБ получает всю информацию о покупках сигарет.
Если предприниматель хочет купить на фабрике фуру «Винстона» или «Фэста», ему в нагрузку дают две фуры «Магната». Предприниматель, связанный с контрабандистами, зарабатывает только на ходовой марке, а неходовые «гвозди» продает на внутреннем рынке, иногда ниже номинала. Даже в такой ситуации это выгодный бизнес.
В городе есть «золотые люди». КГБ за откаты ходатайствует за них перед дирекцией о продаже им только ходовых марок, без нагрузки. Прибыль, соответственно, больше. Это огромные деньги.
Таких людей я тоже задерживал – крыша не может находиться возле какого-то человека круглосуточно.
Проблемы начались в 2012-м, после задержания одного злодея, который занимался контрабандой крупных партий сигарет в Польшу. Мы арестовали партию прямо у него дома.
Вскоре после этого один мой хороший знакомый начал говорить о том, что за ним ведется слежка. Я думал, что у него паранойя или другие проблемы. Но это стало проявляться все чаще. Менялись машины, переодевались люди – все по правилам конспирации.
Через какое-то время к нему в контакт начал входить контрабандист, которого я задержал: появлялся неподалёку, расспрашивал о наших отношениях. В конце концов он сообщил моему товарищу, что «занимается ерундой» и попросил его передать мне тысячу долларов, чтобы я «не оказывал на него прессинга».
Я того контрабандиста не прессовал: мы его задержали, сигареты конфисковали, выписали штраф, до свидания.
Крыша не может находиться возле какого-то человека круглосуточно.
Мой приятель деньги не взял, но его задержали по подозрению в «намерении взять деньги и передать мне».
Это был серьезный звоночек. Прокуратура, однако, закрыла дело из-за серьезных нарушений в производстве: во время оперативного эксперимента в той тысяче настоящей была одна банкнота.
Сломали ребра на глазах у матери
В 2013-м ко мне подошел оперативный сотрудник 3-го управления и попросил за контрабандиста в открытую. Мол, «он занимается ерундой, а ты неровно в его сторону дышишь».
В июне я задержал очередного контрабандиста, который занимался сигаретами, алкоголем и компьютерной техникой. Мы собрали много сведений, задержали его, технику изъяли, а материалы отправили в отдел финансовых расследований.
КГБ видел, что со мной разговаривать бесполезно, и меня начали атаковать. В июле 2013-го меня задержали, но сразу отпустили.
Когда я доложил о прессинге со стороны КГБ своим начальникам, в ответ услышал, что они «не хотят с этим связываться».
Я написал рапорт об увольнении, но его не приняли. На следующий день ко мне домой приехала опергруппа по подозрению, что я «пропал без вести». Сняли образец ДНК с зубной щетки, а жену проверили на полиграфе.
Позже в дом ворвались с обыском, забрали паспорт. Границы с Россией не было – я уехал в Санкт-Петербург. Тогда КГБ сломал ребра моему информатору, на глазах у его матери. Фактически, это было указание суду, сколько ему нужно отмерить. Когда мой человек вышел, мы поговорили по телефону, он признался, что сотрудничал со следствием, потому что знал, что я в бегах, и боялся, что всех собак повесят на него.
Дело они возбудили только в сентябре – видимо, просто не знали, как подойти к этой ситуации.
В России я провел год. Я там просто сидел, не работал – кому я там нужен? Кормили меня родственники. Понял, что надо уезжать, когда посыпались сведения, что я в межгосударственном розыске и розыске Интерпола. Меня активно искали в России, вскрыли социальные сети, по родственникам в Питере стали ходить сотрудники.
За полторы тысячи долларов проехал границу в контейнере с грузом.
Незадолго до этого в Швецию уехал мой коллега из Октябрьского РОВД Сергей Макар, а в Эквадоре сдался один из бойцов ОСАМа (спецназ пограничного комитета Беларуси. – Прим. «Белсат») Александр Баранков.
Я написал в консульство Польши в Санкт-Петербурге: я знал польский, там жили родственники со стороны отца. О других странах не думал.
Мне ответили, что могу ходатайствовать об убежище или расширенной охране перед начальником Управления по делам иностранцев уже непосредственно в Польше. Единственным выходом было ехать туда нелегально.
За полторы тысячи долларов меня провезли через границу на фуре, в контейнере с грузом. Найти отважного дальнобойщика было практически невозможно. За контрабанду людей срок был бы порядочный – особенно учитывая, кто был грузом. Его долго и слезно просили мои знакомые – и он согласился.
Из контейнера вышел сразу после границы, на попутке доехал до Варшавы. Это был выходной, я пошел сдаваться в понедельник, и меня арестовали. С собой у меня был протокол обыска и сведения обо всех контрабандистах с фамилиями и их связях с сотрудниками КГБ. Суд отпустил через сутки на основании моей истории.
Вышел бы миллион – никого бы не били
Беларусь – не США и не Германия. Зарплаты у милиционеров маленькие, льготы убрали, никакого престижа профессии. За десять лет, из которых семь лет я работал в Управлении я умудрялся только автомобили менять, люблю машины. Но квартиры не было.
С президента в милиции уже смеются. Может у нас не хватает какого-то толчка, возможно – сплоченности. Может, менталитет такой спокойный, в отличие от украинцев. Там вышли студенты на Майдан – и пошло поехало – было под миллион человек. Вышел бы у нас миллион – никто бы никого не побил, это однозначно.
На то, что сейчас ОМОН бьет людей, не все милиционеры смотрят положительно. Многие в домах на кухнях совсем недовольны, ждут когда это изменится. Готовы даже чтобы на что-то худшее изменилось – но по крайней мере изменилось.
То, что пишут, что милиция у нас пророссийская и ждет Путина – неправда. В большинстве своем наши милиционеры – патриоты Беларуси.
Лицо просит кирпича
Обидно, что государство вложило в меня – на обучение, стрельбы, спецподготовку, питание, проживание, казармы, знания – огромные деньги. И после десяти лет они выбросили такого специалиста.
В Беларусь я бы вернулся – при другой власти. Готов работать в любом из органов оперативно-розыскной деятельности.
Как себя чувствую в Польше? Однозначно нехорошо: раньше был на коне, а сейчас – под. А тут еще и комментарии читаю под статьями обо мне: «посмотрите на лицо – кирпича просит». Ну, пусть приедет и даст кирпичом.
Сейчас стараюсь реализовываться в другой сфере, начал бизнес: оказываю юридическую помощь, занимаюсь трудоустройством – в том числе белорусов.
Записали Якуб Бернат и Денис Дзюба
