Кристине было 7 лет, а ее брату Лешку – не было и четырех. Их не спасло ни то, что они дети, ни родство с классиком белорусской литературы. Коммунисты погрузили в 1939 году детей и их мать в телячьи вагоны и вывезли в Сибирь. Воспоминаниями о бесчеловечных издевательствах, голоде, болезни и страхе поделилась правнучка Франтишка Богушевича – Кристина Шманьда.
Кристина Шманьда сейчас живет в Варшаве, но родилась в 1932 году в лесничестве Подзеленая под Сморгонью. Тогда это был Ошмянский уезд Виленского воеводства в составе Польши. Ее мать – Станислава Томашевская – была средней дочерью Томаша Богушевича, сына известного поэта и защитника белорусского языка Франтишка Богушевича.
Крупы и мука в землянке
Отец Кристины Шманьды – Юзеф Томашевский – работал в межвоенное время лесничим, мать занималась домашним хозяйством. Кристина вспоминает, что семья жила в достатке, а мать могла себе позволить купить в Вильнюсе платья, привезенные специально из Франции.
Весной 1939 года Юзеф и Станислава Томашевские начали готовиться к войне, о которой не переставали повсюду говорить. Семья жила тогда в лесничестве Репище под Мяделем, куда по службе перевели отца Кристины. Девочка запомнила, что взрослые перестроили землянку, которая перед этим служила вместо холодильника и где вместе с кусками льда хранили продукты. В землянке сейчас делали запасы из круп и муки. В детские кожушки Кристинки и ее почти на 4 года младшего брата Лешека мама зашила царские червонцы.
О нападении Германии на Польшу и начало II мировой войны родители Кристины услышали по радио. Дома воцарилась большая тревога. Через пару недель, гуляя по лесу, Юзеф и Станислава увидели наездницу, которая стремглав мчалась на коне через лес. Увидев людей, она приостановила лошадь, представилась – это была владелица поместья, которое размещалось неподалеку. Женщина рассказала, что убегает от советских войск, наступающих с востока.
Кристина была в это время в школе в соседней деревне. Когда девочка возвращалась домой, ее задела незнакомая женщина и предупредила, что ночью неприятели их семьи хотят сжечь их дом. Когда власть сменилась, Юзефу могли отомстить крестьяне, которые затаили на него обиду за того, что не давал им вырубать государственный лес. Кристина побежала домой, чтобы все рассказать родителям, но те уже обо всем знали. Взрослые упаковали наиболее ценные вещи в рюкзаки и поехали вместе с детьми к своим знакомых в более далекую деревню.
Застреленная собака
Мать Кристины – Станислава Томашевская – писала в своих мемуарах, которые оставила для родных: «Люди там были к нам добры и дали нам ночлег. Мы сидели там до полуночи при керосиновой лампе, так как не могли уснуть. Разговаривали с хозяевами. Мы не знали, что за окном стоял крестьянин с карабином, направленным на моего мужа. К счастью, он не выстрелил, поскольку хозяин дома закрывал ему цель».
На следующий день беглецы узнали о приказе новых властей никого не грабить, поэтому вернулись в свою лесничевку.
Станислава Томашевская написала в своих воспоминаниях, что дом все же разграбили, а все самые ценные вещи исчезли. «Мы едва успели отойти от этого, как вдруг среди ночи раздался лай собаки, а потом выстрел. Собаку убили. Мгновенно начали выносить двери и стрелять в окна. У моего мужа было больное сердце, он без сознания упал на пол. Дети спрятались под кровати. Я же не знала, что делать. Несколько десятков человек кричали за окнами: «Открывай!» Я не успела одеться, в ночнушке пошла открывать. В дом влезла толпа около 70 человек. Они перевернули все вверх ногами в поисках оружия. Забрали двустволку мужа и мой штуцер», – писала внучка Франтишка Богушевича.
Через несколько дней жители лесничевки снова услышали стук в дверь – четверо мужчин арестовали главу семьи. Его жена вспомнила, что раньше на одном из шляхетских балов пригласила на белый вальс стройного мужчину, которым не заинтересовалась ни одна другая женщина. Все старались его игнорировать, поскольку это был коммунист, который даже отбывал наказание за свои взгляды и деятельность в тюрьме в Березе-Картузской. Из-за приглашения коммуниста на танец муж Станиславы и остальные гости имели к ней претензии, но сейчас тот мужчина стал одним из советских чиновников и мог помочь. Станислава позвонила ему с просьбой заступиться за мужа. Функционер пообещал, что Юзеф скоро вернется домой. И действительно, через неделю бывший лесничий, весь в синяках и разорванной одежде, вернулся пешком к родным.
Кусок сала, телячьи вагоны и норма в 12 тонн барита
После таких событий семья решила убегать и переехала с детьми в 30 км в городок Кобыльник (теперь Нарочь), где сняли двухкомнатную квартиру. Юзеф, однако, вынужден был оставить семью и скрываться у знакомых, так как пошли слухи, что коммунисты будут хватать мужчин и высылать в Сибирь. Станислава осталась с детьми одна, но не находила покоя, ее постоянно грызла тревога, поэтому она решила вернуться в имение своего отца – Кушляны, где жили с семьями две ее сестры. Но за день до отъезда в квартиру ворвались советские бойцы с местными коммунистами. Станиславе дали время, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру. Когда же женщина пошла на кухню, чтобы отрезать кусок сала в дорогу, и взяла нож, то один из советских солдат сразу же приставил ей карабин к затылку. Женщина положила нож обратно. Ее с 7-летней дочерью и 3-летним сыном отвезли в санях на железнодорожную станцию. В 30-градусный мороз их вместе с другими обездоленными загнали в телячьи вагоны и повезли на восток.
«В вагоне не было места, чтобы можно было справить физиологические потребности, – писала в своих воспоминаниях Станислава Томашевская. – Кто-то из мужчин вырубил в полу отверстие, которое было для нас всех туалетом. У моего маленького сына случился понос. Он страшно мучился. Воды хватало только, чтобы пить. Из одежды ничего нельзя было постирать. Зад ребенка был словно ошпаренный кипятком».
По дороге в вагонах, на стенах которых проступала изморозь, люди умирали, как мухи. Тогда охранники просто выбрасывали трупы из вагонов под откос, а поезд ехал дальше. Иногда на станциях людям давали голый кипяток, а бывало, что всех подряд гнали под холодный душ.
Только через несколько недель Станислава с детьми попала в поселок Змеиногорск в Алтайском крае. Новоприбывших разместили на нарах в длинных деревянных бараках. Через несколько дней «командир» в форме собрал всех взрослых и повел их в довольно отвесные горы, на которые нужно было карабкаться.
«Когда мы все залезли, «командир» поднял белый камешек и показал его нам. Сказал, что это барит, и мы должны его собирать. Это задание показалось нам чем-то страшным. Мы даже мерялись, кто насобирает больше. Так прошел первый день нашей работы. На следующий день мы должны были идти в горы на самом рассвете. Нам дали кирки, носилки и приказали выкапывать барит, а в сторону откладывать так называемые «пустые» камни. Назначили норму, которую за день должны были накопать и вынести два человека. Сначала норма составляла 8 тонн, а позже стала 12 тонн», – можно прочитать в мемуарах внучки белорусского поэта. Барит использовали в Советском Союзе при производстве красок, бумаги, лекарств, резины и так далее.
Величайшим испытанием для ссыльной было, однако, не работа, а то, что она должна была оставлять детей одних на целый день. «Они плакали и не хотели меня отпускать, так как привыкли, что я всегда была с ними. Мой маленький трехлетний сынок держал меня за руку, которую я должна была вырывать. А потом бежал за мной, держась за подол. Однажды мне удалось выйти, а ребенок остался в бараке. Когда он увидел меня через окно, выскочил через него, разбив стекло, и довольно сильно поранился», – писала Станислава Томашевская.
Оставшись без присмотра, маленькие Кристина и Лешек придумали игру: бегать через дорогу перед грузовиками – чем ближе к машине, тем лучше. Их мама никогда не узнала о такой забаве.
В конце лета «командир» приказал всем покинуть бараки и копать себе землянки. Станислава в руках таскала глину и дерн на землянку. Ее труд напоминал Сизифов, потому что сколько бы дерна она не натаскала, ночью его воровали другие ссыльные на свои землянки. Но как-то с горем пополам женщина закончила строительство.
«На работу я ходила ежедневно, никаких выходных не было. Мы могли остаться только тогда, когда была снежная буря. В морозы барит приклеивался к рукавицам, нужно было работать голыми руками. Руки и ноги у меня были отмороженные, а ногти на руках были сняты до крови. Зарабатывала я очень мало, едва хватало на хлеб, за которым нужно было стоять в очереди с позднего вечера, иногда целую ночь до утра. Но хлеба и так не всем хватало. Те, кто позже занял очередь, должен был на завтра опять стоять за хлебом. После такой ночи на морозе сил не было ни на что, а надо было идти на работу. Дети оставались в землянке, в которой был застоявшийся воздух», – вспоминала в своих мемуарах Станислава.
В поисках леденцов и сырая капуста
Дети Станиславы в то время сами придумывали себе, чем заняться. Однажды соседи угостили их леденцами. Их вкус показался детям райским. Постоянно имея этот вкус во рту, дети удумали залезть в соседскую землянку, когда хозяев не будет дома, и украсть лучшие в мире сладости. Дети долго обшаривали ту землянку, заглядывая в каждый уголок, но ничего так и не нашли. Кристина признается, что муки совести за тот поступок она имела еще долго, а свою первую в жизни исповедь она начала именно с рассказа о том происшествии.
Кристина вспоминает: «Как-то мама принесла откуда-то квашеную капусту и попросила утром, уходя на работу, чтобы я ее сварила. Я поставила четыре кирпича, между ними наложила хвороста, наверх поставила кастрюлю с капустой и подожгла. Хворост быстро сгорел, а вода с капустой даже не стала теплой. Целый день я подкладывала и и поджигала хворост. Я была вся в поту, а капуста оставалась твердой. Мама вернулась с работы и очень разозлилась на меня. Мне же тогда было всего 8 лет».
Станислава, чтобы прокормить детей, выменивала на еду вещи, которые взяла с собой из Вильнюса. Однажды она решила пойти к киргизам, которые разложили свои юрты в нескольких километрах от землянок ссыльных. Женщина взяла кожаные сапоги для верховой езды, чтобы поменять их на муку. «Киргизы как раз убили лошадь и варили мясо в огромном котле, – описала тот случай Станислава. – Они вытаскивали полусырые куски мяса из котла вилами, рвали по куску и ели, напоминая диких животных. Меня охватил страх, и я уже хотела развернуться, но меня заметили, и два киргиза загородили мне дорогу. Я вытащила сапоги и объяснила, в чем дело. После этого я получила полмешка ржаной муки. Из муки я делала потом затирку».
Станислава достала также из детских кожушков золотые монеты, переплавила их в слитки и поменяла в пункте приема золота на подсолнечное масло, крупы и конфеты. В это время она получила от родных из Кушлян письмо, что те пытались вытащить Станиславу и детей из Сибири через белорусские организации в Вильнюсе, предложив им рукописи и документы Франтишка Богушевича. Но из этого ничего не вышло. «Я думаю, что у белорусов в Советском Союзе не было такой значимости, чтобы на что-то повлиять и нас освободить», – подчеркивает правнучка Франтишка Богушевича.
Шпильки под ногти и дикая морковка на обед
В начале 1941 года маленькая Кристинка тяжело заболела и лежала без сознания в горячке. Было похоже на то, что у нее было воспаление легких, но врача не было. Ее мама сходила с ума и не находила себе места. Единственные лекарства – горчичные компрессы и моча, которую давали пить девочке по совету знакомых. Выздоровление было долгим и трудным, но в конце концов девочка поправилась, хотя после болезни полностью полысела и завшивела. Позже следы первого этапа туберкулеза покажет рентген.
Весной арестовали Станиславу Томашевскую. Ее обвинили в организации побега в Польшу. 9-летняя Кристина и 5-летний Лешек остались одни. Их мать каким-то чудом нашла в изоляторе стекло и специально покалечила им ногу, чтобы повидаться с соседкой, которая работала здесь медсестрой. Станислава дала медсестре мешочек с последними ценностями, которые носила спрятанными на себе, и горячо просила, чтобы семья медсестры позаботилась о ее детях.
На суде против Станиславы свидетельствовал бывший практикант ее мужа. Он рассказал, что женщина, узнав о приближении Красной Армии в 1939 году, начала убивать домашних птиц. «Лучше мы съедим, чем бандиты», – так сказала тогда Станислава, по словам практиканта.
Внучку белорусского поэта суд постановил наказать 8 годами тюрьмы. Отбывать наказание ее вывезли в Барнаул. Там над женщиной издевались, загоняли иголки под ногти, держали в переполненной камере, где заключенные могли спать только на одном боку, а позицию меняли все вместе после специального сигнала.
Кристина признается, что с того периода, когда осталась только с братом, помнит совсем немного: «Может, это реакция на чрезвычайно травматический опыт… Мои воспоминания того периода – это только фрагменты: вот мы копаем дикую морковь на лугу, вот мы пошли к заводу, где делали подсолнечное масло. Там нам давали жмых, который обычно скармливают скоту, но для нас тогда это было лакомство. Я часто думала, что тот голод – это кара божья за то, что дома перед высылкой я не хотела есть манную кашу и выбрасывала ее, пока никто не видел», – говорит женщина.
Косточки персиков на обед и магический огонь
По соглашению, подписанному в июле 1941 г. между польским правительством в изгнании и советскими властями, польские политические заключенные получили амнистию. Через несколько месяцев из тюрьмы вернулась к детям высохшая, словно былинка, Станислава Томашевская. Бывшая заключенная не могла официально работать, потому подумывала, не отдать ли детей в приют, где бы они имели по крайней мере еду и шансы на выживание. Маленькая Кристинка запомнила, что мать была вся почерневшая от угрызений совести и все время повторяла, что ее жизнь закончилась. Однако через некоторое время Станислава начала приходить в себя, начала ходить по домам и шить для хозяев, зарабатывая на хлеб. В это же время она попыталась гадать на картах за деньги, хотя не имела никакого понятия об этом, но это занятие помогало ей добывать что-то на зуб для детей.
В это время со Станиславой связался ее родственник – Казимир Абрамович, который был юристом при Армии Андерса, которая начала формироваться из бывших польских заключенных. Благодаря его помощи Станислава вместе с детьми выехала из Змеиногорска в Узбекистан, где размещались польские отряды.
В узбекском Янгиюле маленькие Кристина и Лешек поселились с мамой в палатке. С едой снова было трудно – дети искали на дорогах косточки от персиков, разбивали их камнем и выедали сердцевину.
В Янгиюле дети пошли в школу. Занятия проходили во дворе под деревом черешни, на котором спели сочные плоды. Маленькая Кристинка вместо того, чтобы слушать учителя, сидела и не сводила глаз с красных ягод, ожидая, что какая-нибудь из них упадет на землю.
В сентябре 1942 года Станислава Томашевская и дети отправились вместе с Армией Андерса в Красноводск на побережье Каспийского моря, чтобы оттуда переправиться в Персию. Попасть на корабль, который их ждал, можно было только с документами, без каких-либо вещей. Кристина вспоминает, что разные узлы, подушки и одеяла сначала собрали в большие кучи, а потом их подожгли. Охваченные огнем большие горы вещей, которые горели вечером, и люди, которые носились вокруг туда и сюда, навсегда отложились в памяти девочки как нечто угрожающее и магическое.
Персия: жареный лук и сосиски в банках
Прибыв в Персию, беглецы некоторое время находились в портовом городе Пехлеви. Здесь много людей заболело, так как голодных изгнанников накормили очень жирным мясным супом, чего не выдержали многие желудки. Из Пехлеви Станиславу и детей перевезли в лагерь в Тегеране. С тех пор Кристине больше всего запомнился привкус блюда, который дети готовили сами – это был жареный лук. «Возле нас иногда прохаживались персы, которые немного говорили по-польски. Они криками поощряли купить у них еду. Нам, детям, больше всего нравилось, когда они кричали: «Яйки варонэ». Мы переводили это себе, что они продают не вареные яйца, а яйца ворон, и тряслись от смеха. Так нам было весело», – рассказывает Кристина.
Из Тегерана сибирских беженцев переместили во временный лагерь в Ахвазе. Однажды недалеко от лагеря загорелся завод, на котором делали сосиски в банках. Многие из беженцев ринулись к сгоревшему предприятию, чтобы добыть себе пару консервов. «Мы также пошли на пепелище, – говорит Кристина. – Но для нас уже ничего не осталось. Мы страшно переживали, но позже выяснилось, что в банках были токсины, вызывающие ботулизм, из-за чего очень много людей умерло».
Индия: зной и кактусы
Из Персии Станислава и дети попали в 1943 году в Индию, где бездомными кочевали из одного места в другое. Кристина рассказывает, что Индия встретила их страшной жарой и пустыней, в которой росли только кактусы. «Однажды мы проезжали около лагеря прокаженных, – рассказывает об Индии Кристина Шманьда. – Мы сидели в кузове грузовика, а бедные больные окружили машину и просили нас о помощи, вытянув руки. Больные были сильно искалечены, с чудовищными ранами. Эта картина и теперь у меня перед глазами».
Наконец путешественники приехали в город Валивад, в котором задержались дольше. Дети посещали там польскую школу, а Станислава работала машинисткой в польской администрации. Потомки классика белорусской литературы прожили в Индии четыре года. Только после II мировой войны, в 1947 году, они смогли покинуть Индию и выехать в Польшу, где воссоединения с семьей ждал Юзеф Томашевский. Во время войны он сражался в Армии Крайовой в Ошмянском районе, а после окончания боевых действий сумел выехать в Польшу на земли, полученные от Германии.
Польша и письма от Элизы Ожешко
Томашевские поселились в городе Гижицко, но через полтора года Иосиф умер. Его слабое сердце не выдержало давления со стороны коммунистических польских властей, которые не могли ему простить прошлого в Армии Крайовой. Станислава снова должна была одна заботиться о детях, но как вдову бывшего солдата АК ее нигде не хотели брать на работу. С трудом она устроилась на должность секретарши в отделе коммунального хозяйства.
Уже в Польше Станислава заинтересовалась, что стало с рукописями ее деда Франтишка. Сестры Станиславы, убегая после войны из Кушлян в Польшу, спрятали только письма Элизы Ожешко к их деду. Остальные документы пропали в военной неразберихе. Возможно, что были там рукописи неизвестных произведений белорусского поэта. Сведения о спрятанных письмах Ожешко Станислава передала в Беларусь. Уничтоженную временем и влагой корреспонденцию удалось найти только в 1972 году.
Внучка Франтишка Богушевича Станислава Томашевская умерла в 1984 году. Она похоронена в Гижицко. Ее сын Лешек жил в Щецине, работал строителем и умер в 2008 году. Дочь Станиславы – Кристина – после окончания химического факультета в Познани переехала вместе с мужем, химиком и музыкантам, в Варшаву. Здесь она работала учительницей химии в школе. Сейчас Кристина на пенсии, у нее две взрослые дочери и трое внуков.
Никто из непосредственных потомков Франтишка Богушевича сейчас не живет в Беларуси – некоторые из них пребывают в Польше, а часть выехала в США.
Виктор Шукелович/ТП, belsat.eu
