Избитый журналист TUT.by: О войне на Донбассе много лжи со всех сторон – трудно прийти к правде, даже общаясь с местными жителями и очевидцамии


Журналист крупнейшего белорусского портала стал известен широкой публике после инцидента в зале суда Фрунзенского района Минска. По словами Павла Добровольского, его втолкнули в комнату служебного помещения и избили сотрудники ОМОНа.

Belsat.eu пообщался с журналистом, и узнал, что он думает про ситуацию с избиением, как относится к сепаратистам на Донбассе и верит ли в независимую журналистику в Беларуси.

«Руководитель практики порвала моё направление и обозвала фашистом»

– Как Ваше самочувствие? Какой прогноз на исход разбирательства?


– Я чувствую себя удовлетворительно. Цели нанести мне какие-то увечья у ОМОНа не стояло. Они хотели оказать психологическое давление: напугать и унизить. Около минуты меня интенсивно били в несколько ног, затем, на протяжении примерно двадцати минут, я продолжал получать регулярные удары. Конечно, не в полную силу. И зимняя куртка спасала.

Версия ГУВД лжива. В комнату, где меня избивали, я зашел не сам – меня туда силой запихали из коридора, не обращая внимания на мое журналистское удостоверение. Мы уверены, что они это прекрасно знают, но пока пытаются выйти сухими. Это тем сложнее, чем больше общественный резонанс. Этот случай – не единственный, рано или поздно такая шумиха должна была подняться.

– Почему Вы решили стать журналистом?

– Романтическая версия – после прочтения книги «Журналист для Брежнева» Эдуарда Тополя. Там описана невероятная по накалу история. Она вдохновляет идти на риск и показывает, что журналистика может менять мир к лучшему.

В 11 классе ходил на подготовительные курсы журфака БГУ и в кружок журналистики во Дворце детей и молодежи. Тогда же и начал впервые публиковаться. На тот момент это были подростковые газеты.

Первый рабочий опыт во «взрослой» журналистике я получил в газете «Туризм и отдых», куда изначально попал на практику с университета. Первый материал был о белорусских рыцарских клубах. Он очень не понравился на кафедре. Руководитель практики Людмила Белякова  порвала направление с деканата, обозвала меня фашистом. Ей не понравилось, что я писал о ВКЛ и войнах с Московским княжеством. Она ностальгирует по СССР и считает независимость Беларуси историческим недоразумением.

На четвёртом курсе я стал писать в газету регулярно. После очередной публикации, главный редактор газеты Лилия Кобзик предложила мне влиться в команду и работать в штате. Я был счастлив, так как даже наличие диплома не гарантирует работу по специальности, а у меня получилось стать полноправным журналистом еще будучи студентом.

«Ночью, в безлюдном Луганске ко мне подошла группа пьяных сепаратистов с оружием…»

– Ваша цитата: «На Донбасс я ехал как в Турцию: отдохнуть и развеяться» ­ как это понимать, учитывая, что Вы ездили туда во время войны и зачем Вам нужны были эти поездки?

– Я был на Донбассе с рабочими поездками трижды. Первые два раза я писал для «Ежедневника», последний – для украинского журнала «Новое время». Первый визит был весной 2014 года в день провозглашения Новороссии. Я съездил в Луганск и Донецк, которые тогда уже находились под контролем пророссийских сил. Антитеррористическая операция тогда еще не была объявлена, и я успел застать эти города целыми.

Ехал один, было не страшно, а интересно. Неприятный момент был. Ночью в абсолютно безлюдном Луганске ко мне подошла группа пьяных сепаратистов с оружием. Они вели себя агрессивно и один раз приставили автомат к моему телу. В итоге, общий язык нашли: я честно сказал, что у меня нет цели ни очернять их, ни хвалить.

Вторая поездка (сентябрь 2014) была очень опасной. Мы уже были вдвоем с другом. Ехали с бронежилетами и с касками. Были в Мариуполе, Марьинке и Донецке. В третий раз (март 2015) я снова был один. Я уже тщательно объездил регион, был в донецком аэропорту, Горловке, Дебальцево, Углегорске и Луганске. В сумме я провел там месяц.

Вы говорите: «Это настолько недоказуемо – кто откуда стреляет. Сейчас фронт немного выровнялся – а раньше позиции так хаотично располагались, что проверить, откуда и кто стреляет было невозможно». Как тогда называется то, что наши независимые СМИ постоянно утверждали, что «сепаратисты опять обстреляли мирных жителей», и никогда – украинские войска? 


– Война на Донбассе сильно отличается от многих других, которые нам известны из учебников по истории. Вместе с реальной – шла и информационная. Лжи много. Со всех сторон. И не всегда она умышленная. Трудно прийти к правде даже общаясь с местными жителями, очевидцами того или иного события. На их ответ влияет уже сформированное убеждение. Кто-то показывает сгоревший дом, винит украинские власти. Спрашиваю, с какой стороны прилетел заряд – показывают. Но очень сложно разобраться украинцы ли стреляли – и те, и те могли.

Что запомнилось из этих поездок – высокий градус ненависти. Эти люди бесконфликтно десятилетия жили в одной стране, а теперь говорят один про другого всякие небылицы. И еще искренне удивляются, когда пытаешься настроить их на более конструктивный диалог. Для многих людей там все однозначно – они даже малейшего сомнения не допускают.

Моя позиция – мирным жителям достается и от сил АТО, и от сепаратистов. Но здесь важно посмотреть в корень конфликта. Он был искусственно нагрет Россией и без ее поддержки с местными недовольными украинцы бы быстро разобрались – не было бы ни разрушений, ни десяти тысяч убитых.

– В том же интервью Вы достаточно тепло отзываетесь о террористах, говорите, что у них «светлые» позывы воевать, что там нормальные люди, которые угощали Вас чаем. Это слабо соотносится с образом хрестоматийного пророссийского изувера из СМИ.

В любой ситуации, даже в каком-то бытовом конфликте, например, с девушкой, важно уметь ставить себя на место другого. В том числе и на место тех, кого называют террористами. Есть люди, которые одержимы слепой ненавистью, с садистской жестокостью они готовы убивать. На Донбассе я таких не видел. Меня бы взяли в плен, пытали бы, и требовали бы мзду за мое освобождение. Они воюют за православную веру, русский язык, возможно российские паспорта. Но они точно не испытывают удовольствие от самого факта убийства. Я не отзываюсь об этих людях тепло, я пытаюсь донести то, что по ряду причин часть жителей Донбасса решила жить с Россией. Фактом является то, что их там много. Это произошло не только из-за мощной кремлевской пропаганды, но и из-за ошибок украинских властей. У меня сложилось ощущение, что Киев посмотрел в эту сторону только когда были провозглашены ДНР и ЛНР.

«Я стал думать, что белорусская журналистика сильнее британской»

Как Вы думаете, существуют ли независимая объективная журналистика в Беларуси?


– Объективной журналистики не существует в природе. Когда журналист выезжает на место события, он не приближается к правде. Я могу видеть, например, какие-то последствия бомбежек – и лишь догадываться, кто в этом виноват, как и местные жители. На самом деле, находясь за компьютером в сотнях и тысячах километрах от эпицентра, можно иметь более четкую картину произошедшего: перед глазами комментарии сторон конфликта, видео, фото.

Я не считаю, что белорусская журналистика слабее литовской, польской или украинской. Кто-то хвалит Путина, не замечая его ошибок, кто-то критикует Лукашенко, не замечая его положительных действий. Но если мы однозначно принимаем какую-то сторону – перестаем быть журналистами. И так во всех странах. Студенты журфака могут мечтать работать в каком-нибудь британском СМИ, но если они прочтут «Новости плоской Земли» Ника Дейвиса, поймут, что проблем в журналистике хватает везде. После прочтения этой книги, я даже стал думать, что белорусская журналистика сильнее британской.

– Где было страшнее: на Донбассе во время войны или под ногами у ОМОНа в Минске? Были ли у вас мысли уйти из проффесии?


Ни на Донбассе, ни под ногами ОМОНа страшно не было. Я знаю, что моя биография чиста и в ней нет никаких поводов меня убивать. Выдержать порцию ударов не трудно, зная, что это скоро прекратится. Я знаю, где мне было бы страшно. В плену у ИГИЛ. Во-первых, я не смогу им ничего объяснить, так как не владею арабским, во-вторых, они не захотят слушать мои объяснения. Самого факта, что я европеец и христианин, для них достаточно, чтобы поставить меня в один уровень с собакой, чья жизнь не стоит и гроша.

Ни один неприятный момент, который случался со мной (арест в донецком аэропорту, выдворение из Молдовы в разгар митингов, избиение в минском суде), конечно, не приводил к мысли уйти из профессии. Наоборот, это немного вдохновляет.

Когда-то Довлатов писал: «Грош цена русскому интеллигенту, не побывавшему в тюрьме». Может быть, для Беларуси сейчас это также актуально. Вы почувствовали какой-то «профессиональный кайф» как журналист, что Вас избили силовики?


Когда в Молдове начались массовые митинги, меня не пустили в эту страну. Там везде флаги Евросоюза, президент Тимофти поддерживает евроинтеграцию. Но власть боится этих митингов, и не заинтересована, чтобы про них писали журналисты.

Когда журналистов бьют, сажают в тюрьму, высылают, убивают – это показатель того, что их боятся. Кто и почему может бояться журналистов? Только тот, кто делает что-то не по закону.

Например, власть в авторитарных странах, по понятным причинам. Слабые журналисты, которые не освещают проблемы, не опасны и спокойно живут. Они не будут предавать огласке какой-то факт преступления, даже если будут иметь на руках все доказательства.

Беседовал Евгений Балинский для belsat.eu

Новостная лента