Комментарии члена-корреспондента НАН РБ Игоря Марзалюка по случаю выхода первого тома «Истории белорусской государственности» и намеченного введения университетского курса с аналогичным названием напомнили мне одну дискуссию первой трети XIX века. Сам профессор Марзалюк, как и прочие соучастники проекта, ее, конечно, помнят, но вот широкой читательской общественности напомнить не мешало бы.
В позапрошлом году как прогрессивная, так и реакционная общественность широко праздновали юбилей со дня рождения великого русского писателя, журналиста, политического мыслителя и, прежде всего, историка Николая Карамзина. То есть, о первых двух ипостасях Карамзина вспоминали преимущественно историки литературы – от США и до Японии включительно, ибо интерес к его наследию вовсе не угас. А широкой общественности он известен нынче преимущественно как историк – если не исключительно как историк.
Основной труд Николая Михайловича, стало быть, – «История государства Российского», которая читалась как первый русский бестселлер нового времени и выходила немыслимыми для той эпохи тиражами. Но сам Карамзин имел в виду одного, главного читателя своей книги – императора Александра Павловича. Ему посвятил он свое незавершенное сочинение, заканчивая авторское предисловие к нему искренней и классической по степени своей отточенности фразой: «История принадлежит царю».
Карамзин был честен. Труд его был заказан и профинансирован императором. Сам Николай Михайлович имел статус придворного историографа. Император и его семья и были первыми слушателями томов «Истории», которые Карамзин читал им вслух. Уже потом разошлись эти тома по салонам, где их читали все – от аристократов до купцов. И вызвали не только восторг, но и критику.
Критиковали Карамзина преимущественно люди декабристского круга. Автор проекта первой русской Конституции Никита Муравьев написал специальные заметки, в которых оспорил правомерность карамзинской формулы, заявив: «История принадлежит народу». Купец и писатель, редактор самого популярного в 1820–1830-е годы журнала «Московский телеграф» Николай Полевой в качестве альтернативы опубликовал «Историю русского народа», попытавшись заменить карамзинскую концепцию и реализовав ту идею, которая вне зависимости от него, была ранее сформулирована Муравьевым. Но жестче всего ответил Пушкин:
В его «Истории…» изящность, простота,
Доказывают нам без всякого пристрастья
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
Пока сложно судить, насколько изящен и прост слог в новом коллективном труде. Зная некоторые работы его авторов, могу сказать, что они профессиональны и вряд ли рассчитывают на то, что новую книгу вслух будут читать в светских салонах Минска. Но вот мнения государя императора Марзалюк и его товарищи наверняка ждут. И, конечно, дождутся.
Сама замена курса «Истории Беларуси» курсом «Истории белорусской государственности» свидетельствует о том, что акцент смещен. Речь идет уже не о территории, а о государственном образовании, о том, как оно видоизменялось от века к веку. И здесь даже история многочисленных восстаний, насколько можно догадываться, будет рассматриваться в единственном аспекте – насколько содействовали они образованию белорусского государства. Во всяком случае, реплика господина Марзалюка в споре о национальном характере восстания Калиновского, свидетельствует именно об этом.
Проблема в том, что государство есть не только форма самоорганизации этноса, но и форма подавления одной частью общества другой его части. И если до имперских, советских и постсоветских времен консенсус в общественном сознании как-то с горем пополам сложился, и уже даже белорусский характер Великого княжества Литовского практически не отрицается, то дальше разброд и шатания от Марзалюка до Трещенка, от Голубева до Кравцевича и Смолянчука.
И в этих условиях придворный научный коллектив, боюсь, начнет абсолютизировать роль государства, сведя концепцию если не к пропаганде «необходимости самовластья и прелестей кнута», то, во всяком случае, к моральному оправдыванию насилия государства над личностью. Или – просто обойдет молчанием соответствующую тематику. Ибо еще недавно нас учили, что все, исходящее от государства, – во благо, включая городовых на улицах и форму НКВД на парадах.
Впрочем, по первому тому трудно будет судить. И декабристы, и Пушкин девятый том карамзинской истории, описывавший царствование Ивана Грозного, приветствовали как книгу жестокую и честную. Но до него дожить надо. Как в нашем случае – до описания советской эпохи и ныне царствующего государя. Тогда и будет можно делать выводы, насколько Игорю Марзалюку удалось стать вровень с Николаем Карамзиным.
Александр Федута/Belsat.eu
Редакция может не разделять мнение автора.
