Нет страны, присвоившей ему это высокое звание. Нет партии, в правоту которой, как мне кажется, он верил. Не будет многих песен, написанных им честно и талантливо, но к датам, которые вряд ли уже будут праздноваться. А память о нем останется.
Такова судьба поколения, к которому он принадлежал. Эти люди жили в жестокое время, заставлявшее приспосабливаться к мнению руководителей, не всегда разбиравшихся в тонкостях искусства, но иногда умевших оценить истинный талант. Может быть, потому, что в самих этих руководителях – в бывших партизанах, в сельских учителях и заведующих клубами, в механизаторах и мастерах цехов предприятий – жила тоска по красоте, которой мало было в их реальной, очень суровой жизни. И если тебе везло, и ты вдруг умел нотой, рисунком, словом стиха, интонацией голоса, жестом на сцене пробудить в них эту тоску, — ты становился победителем. Тебе приходилось платить за эту победу, иногда реализуя свои возможности не так, как хотелось бы, не всегда свободно, с оглядкой, но ты успокаивал себя: все ведь ради искусства, правда?
Правда.
Лученок был великим мастером, и его оценили. И его музыка служила вовсе не партии – партийные песни шли довеском к тому главному, что он писал. К кантате на стихи Янки Купалы «Гусляр», к вокальному циклу на стихи кавказских поэтов «Синий цвет», к гениальным мелодиям на стихи Якуба Коласа, Кулешова, Богдановича, Буравкина, Бородулина, Ставера, Рождественского. Он вообще был удивительным мелодистом, и те тексты, которые он положил на свою музыку, с другой мелодией уже невозможно представить себе.
Его щедро наградили. Звания, премии, ректорство в консерватории, ордена и медали, наконец, бессменное с 1980 года председательство в Союзе композиторов. Он находил язык с любой властью, потому что начальники приходили и уходили, а песни Лученка продолжали звучать, и новый начальник входил в свой кабинет, очарованный Лученком еще до знакомства с ним. Да за одну его «Алесю» Игорь Михайлович навечно вписан был бы в народную память. Как и «Песняры», в исполнении которых эта песня обрела бессмертие.
Нынешнее поколение, заменившее слово «застой» словом «отстой», может быть, не поймет, кого мы потеряли. Им кажется, что новое время принесло новые песни. Не знаю. Мне кажется, не принесло. Во всяком случае, я не слышу тех песен, которые мне хотелось бы петь самому, хотя бы вполголоса.
У нас было много потерь за последние двадцать лет. Обретений мало, а потерь очень много.
Умерла Стефания Станюта.
Умер Василь Быков.
Умолк Владимир Мулявин.
Не стало Рыгора Бородулина.
Ушел навсегда Леонид Левин.
Закрыли глаза Нил Гилевич и Геннадий Буравкин.
Сейчас покинул нас Игорь Лученок.
Зияющие пустоты в белорусской национальной культуре. Когда-нибудь они заполнятся. Но нужно для этого, чтобы подросли новые гении. Нужно, чтобы власть перестала требовать от белорусского искусства непонятную «Войну и мир», восхищаться портретами первого лица государства на гобеленах и полотнах, а просто дала возможность нормально творить, поощряя каждого художника не за лояльность, а лишь потому, что он на самом деле – художник. Мастер. Творец. Пусть ты его не всегда понимаешь – но если искусство понятно всем без исключения, оно в какой-то момент перестает быть искусством. Особенно если молодой притворяется в своем творчестве стариком, чтобы угодить начальнику.
А Лученок, старый и больной, все равно оставался молодым в каждой своей ноте. Ему не нужно было для этого притворяться. Может быть, это свойство истинного таланта.
Будем помнить его.
Александр Федута, belsat.eu
