Не бьют.
Это очень хорошо, что не бьют. Но возникает ощущение какой-то странной паузы. Власть – та, что еще считает себя властью де юре, но является таковой де факто – власть тянет время.
Что происходит тогда, когда ничего не происходит?
Я посмотрел кадры с заседания Совета Безопасности. Не увидел помощника президента по вопросам безопасности Виктора Лукашенко. Он все еще в стране – или уже уехал со всеми остальными членами семьи, оставив в телевизоре лишь того, кого не увезешь?
Не вижу Виктора Шеймана. Сейчас бы его выпустить в город, с его-то выдающимся личным опытом беготни по улицам Минска с пистолетом в руках (не я сказал – Лукашенко сказал, сдав тем самым своего вернейшего соратника прокуратуре грядущих дней с потрохами). Но его вдруг не стало. Где он? Дело не в пистолете – дело в полномочиях Управляющего делами президента?
Спрашивали – не все, но многие, – возможен ли пересчет голосов. Невозможен – с моей точки зрения. Бюллетени уже заменены, отсюда холодная непреклонность Ермошиной: мол, стой на своем, Лида, а то сядешь наверняка и окончательно. Но бюллетень – далеко не главная бумага, содержание которой должно нас волновать. Что происходит с ведомственными архивами, например, КГБ или Госконтроля? Какие приказы в письменном виде и кому направлял министр Юрий Караев? Есть ли протоколы поручений главы Администрации президента Юрия Сергиенко? Кто из телевизионного начальства и какие «темники» визировал?
Наконец – где пленки? Лукашенко – он ведь сродни Никсону. У него все фиксировалось на пленках, все разговоры. Начиная с 1995 года, когда он заявил премьер-министру Чигирю, что знает, о чем тот с женой наедине разговаривает. Чигирь, не старый еще мужчина (физиологически), даже покраснел при этих словах – и вовсе не потому, что позволял себе наедине с женой политическую нелояльность. Так сохранились эти записи или нет?
Власть тянет время до тех пор, пока ее преступления останутся в реальности, но не будут подтверждены ничем, кроме свидетельских показаний. А слова – дело такое, их демократический суд далеко не всегда примет в качестве доказательства. Поэтому хотелось бы узнать, что происходит с документами.
Узнаем ли?
Люди, которых нет на видеокадрах. Бумаги и записи, которых накопилось за четверть века столько, что нужно время, время и время, чтобы их уничтожить и не свидетельствовать против себя.
И – ценности. Культурные и материальные ценности. Помните, как обвиняли Виктора Бабарико в том, что тот собирался вывезти из страны «Еву»? А что со счетами бизнесменов, близких к «семье»? Скажем, со счетами фирм Александра Зайцева? Кто-нибудь задумался, как они наполнялись? Например, когда получали продукцию МТЗ и МАЗа (а то и МЗКТ, возможно) по демпинговым ценам, а затем перепродавали ее в африканские страны (не там ли сейчас вышеупомянутый Виктор Шейман?), – то есть, в ущерб бюджету, но с несомненной прибылью для продавца.
Это сегодня важно. Важней, чем дележка портфелей в будущем правительстве. Важней, чем создание любых органов переходного периода. Важно понимать, что должно остаться. Не сгореть. Не раствориться в небытие. Не покинуть страну в виде платежных документов, ценных посылок и так далее. Остаться – для последующего определения роли различных органов управления и людей в судьбе нашей страны.
Думайте об этом, люди. Думайте. У нас ведь власть должна принадлежать народу. То есть, вам.
Редакция может не разделять мнение автора.