Почему белорусам нужно быть бдительными? Кто еще может быть чувствительный? Кто придумал гибридную войну и когда? На вопросы Сергея Пелесы * ответил Марек Мадей* (Marek Madej) из Варшавского университета, исследователь проблем международной безопасности.[/vc_column_text][vc_video link=”https://youtu.be/U9IBLIDRhOQ?t=19m42s”][vc_column_text]Господин доктор, что такое гибридная война? Чем она отличается от классических конфликтов, которые мы знали раньше?
– Сам термин «гибридная война» немного не точный, и его можно по-разному понимать. Тем не менее, он показывает, что сегодня мы имеем дело с конфликтами, которые не так прозрачны, чисты и такие однозначные в способах их ведения, как раньше. Не понятно, кто борется, а кто не борется, как в классических войнах. Так, как мы их понимали в течение последних двухсот лет.
В европейских странах мы всегда видели войны как столкновение регулярных вооруженных сил, в обмундировании, которые на поле брани сражаются между собой. Это поле боя было полем, потом стало городом, позднее превратилось в очень большое пространство. Но это была война регулярной армии против регулярной армии. Регулярная армия одного государства против регулярной армии другого государства.
А гибридная война – это столкновение, по крайней мере в таком наиболее общем понимании, в котором противниками могут быть два государства, но одна из сторон использует различные методы. Одновременно применяет регулярные части и нерегулярные. Террористические атаки и информационные кампании.
Сегодня использует новые технологические инструменты – кибернетические войны и подобные вещи. То есть, гибридная война может быть сигналом, что развитие всех войн, не только какого-то конкретного типа, но всех войн, направляется в синхронность, одновременность использования многочисленных и различных способов борьбы. Защищаться от такого противника нельзя по-старому. То есть нельзя концентрироваться только на деятельности регулярных сил.
Гибридная война, по крайней мере в СМИ, ассоциируется преимущественно с российской агрессией против Украины в Крыму и на Донбассе. Но действительно ли россияне ее придумали? Кто придумал этот термин, и когда это произошло?
– Сама идея гибридной войны для некоторых сообществ, некоторых культурных групп, это даже нормальный способ ведения войны. Они всегда так воевали. Ведение такого типа борьбы происходило и раньше. Это скорее европейские государства и Америка думают об этом как о чем-то новом и исключительном. Но в большинстве государств в мире так всегда вели войны. Иногда воевали регулярными силами, потом нерегулярными, и так далее. Однако вскоре возник в Соединенных Штатах и скорее для описания явлений, с которыми они столкнулись в таких ситуациях как в 2006 году.[/vc_column_text][vc_single_image image=”71698″ img_size=”large”][vc_column_text]Фото: Википедия «Израильский солдат бросает гранату в бункер «Хезболлой» в Ливане. 2006».
Тогда произошел конфликт Израиля с Хезбаллою, с “Партией Бога” в Ливане, которая с одной стороны действовала как регулярная армия на части территории, а в другом месте применяла террористические методы. Сам термин вошел в обиход в первой декаде двадцать первого века, хотя некоторые проявления были в девяностые годы.[/vc_column_text][vc_single_image image=”71736″ img_size=”large”][vc_column_text]Фото: smallwarsjournal.com «Фрэнк Хоффман»
Одним из главных промоутеров был американский исследователь из университета национальной обороны Фрэнк Хофманн (Frank G. Hoffman). Этот термин вошел в обиход в течение последней декады. Хотя практика была раньше. Однако то, с чем он теперь ассоциируется, как вы правильно сказали, с российскими способами, которые отождествляются с гибридными действиями, это еще немного другой тип гибридной войны. Ведь здесь тоже сочетаются различные формы действий. Но более интенсивно используются невоенные методы. Такие, как пропаганда или саботажные действия, которые не являются чисто военными операциями. Американцы концентрировались скорее на таких ситуациях, в которых мы имеем дело с противником, который использует вооружение, но применяет разные методы.
То, что делает Россия в украинском контексте, мы называем гибридной войной, но это имеет несколько иной характер. Ведь в первую очередь речь идет о сочетании невоенных методов действия с военными, чтобы достичь конкретной политической цели.
Украина в данный момент своей истории, во время революции и после нее оказалась ослабленной, более восприимчивой к гибридным угрозам. Кто еще в нашем регионе, например, среди государств НАТО и не только НАТО, может быть восприимчивым – и каким образом?
– Действительно, что касается гибридной войны, то легче ее вести против податливого противника податлив. Имеет какие-то внутренние слабости, слабые государственные структуры, возможно, какие-то этнические или религиозные группы не удовлетворенные своим статусом в государстве. Или такие группы, которые с этим государством слабо себя отождествляют.
Очень часто сам этот процесс гибридной войны начинается с ослабления противника благодаря пропаганде. Подогревают негативные настроения части граждан против государства, и только затем происходит вход, например, военных сил, с явной поддержкой сепаратистов. В таком случае уступчивость демонстрировали бы такие государства, которые имеют проблемы со структурой государственности. Имеют, скажем, этническое меньшинство, сильно ассоциирует себя с соседом, который мог бы использовать такие методы таким образом.
К счастью, в случае НАТО внутренняя стабильность довольно большая, поэтому нет серьезного риска. Но без сомнений, после украинского опыта, НАТО чаще указывает на балтийские государства как страны, которые могут стать потенциальной жертвой. А по крайней мере кто-то может пытаться использовать методы гибридной войны против них. И конечно, если у них есть проблемы с русским меньшинством, то речь идет об использовании этого потенциала Россией. Тем не менее, мне кажется, что очень важен здесь факт участия в НАТО или вне Альянса. Определенные факторы в Латвии или в Эстонии, такие, как большое российское меньшинство, могли бы стать более радикальными. Они могли бы посчитать себя жертвой государства, против которого начали бы действия. Их поддержала бы Россия. Однако даже если есть такой потенциал, то сами россияне, живущие в Латвии или в Эстонии, понимают что жизнь в государстве Евросоюза и НАТО, несмотря на некоторые минусы дает им также и выгоду.[/vc_column_text][vc_single_image image=”71714″ img_size=”large”][vc_column_text]Фото: Википедия «Массовые бесчинства в Таллинне в 2006 г. после переноса памятника «Бронзового солдата».
Демократические государства, которые являются частью Европейского союза и НАТО, имеют однако дополнительные определенные гарантии безопасности, которые снижают риск, что эти мелкие несовершенства или потенциальные несовершенства в их структурах могут использовать.
Что вы думаете о Беларуси? У нас в последнее время все больше обращают на себя внимание появление парамилитарных отделов, православных, пророссийских, казаков и др. Беларусь остается под влиянием российских СМИ, русский язык очень распространен. Белорусский язык в конкретном гетто. Также вопрос российской военной базы, который не до конца решен. Как вы думаете, угрожают ли Беларуси гибридные действия? На что еще следует обращать внимание?
– Конечно, Беларусь может иметь определенную уступчивость. Многие из этих факторов могут использовать, если бы кто-то захотел. В этом случае Россия – чтобы дестабилизировать страну вплоть до такого уровня, который позволит оторвать часть страны или сменить власть. Безусловно, определенная уступчивость есть в случае Беларуси. Но я не знаю, есть ли сегодня у России такое намерение – начинать такого рода компанию.[/vc_column_text][vc_single_image image=”71702″ img_size=”large”][vc_column_text]Фото: Соцсети Тренировка Военно-патриотического центра «Казачий спас»
– Без сомнений, нужно в этой ситуации быть бдительными. Нужно наблюдать, что и как говорят представители меньшинств, какие действия выполняют лица, участвующие в военных организациях, и прочее. Это еще не должно означать войны, но может оказаться подготовкой. Например, к следующему этапу эскалации конфликта. Мне кажется, что эти вещи требуют большого внимания.
Однако я считаю, что нынешняя ситуация Беларуси, которая несмотря ни на что все же официально есть союзником России, снижает риск такой агрессии. Я имею в виду агрессию в большом масштабе. Скорее речь может идти о действиях, которые заставят Беларусь к более дружелюбному отношению к российской политике в определенных делах.
Это так. Но желания дестабилизировать до уровня восточной Украины или чего-то большего я бы не прогнозировал, так как и российское государство сегодня вовлечено в конфликты во многих местах. Кроме того, это не должно быть в интересах России. Но Беларусь имеет определенную податливость, и кроме того, она значительно меньше России. Это надо учитывать.
* Марек Мадей, доктор политологии, работник Института международных отношений Варшавского университета, в 2006-2010 гг. главный специалист в Польском Институте международных отношений. Специализируется в области международной безопасности.
* Сергей Пеляса, окончил факультет международных отношений в Университете Марии Кюри-Склодовской в Люблине, журналист, редактор международного еженедельника «Просвет» на «Белсате».
