Сейчас как в 1937 году? Наступил ли 1938-й? Беседа с исследователем сталинских репрессий
«Когда я в прошлом году оказался в Московском РУВД Минска и меня начали пытать, то никаких сомнений, что я попал в 1937 год, у меня не было», – с этих слов начал беседу исследователь сталинских репрессий и создатель инициативы «Кобыляки. Расстрелянные в Орше» Игорь Станкевич.
Белорусы часто сравнивают политические репрессии современной Беларуси со сталинскими репрессиями. Пик тех репрессий пришелся на 1937 год, календарь на который полностью совпадает с календарем на 2021.
«От меня, как от моих расстрелянных предков, требовали, чтобы я признался, что я польский шпион», – вспоминает 2020 год и Московский РУВД Минска исследователь Игорь Станкевич.
Он говорит, что пытали наверное не так сильно, как в 1937-м, однако показания выбивали фактически так же. Например, если в 2020–2021 годах в изоляторах пытали холодом, то в 1937-м были специальные камеры-душегубки, где пытали жарой: в камере без окон печь топили так, что люди умирали. Такая камера была и в Орше.
Но достигли ли нынешние репрессии пика, и могут ли они закончиться быстрее сталинских?
Репрессии начинались по-разному, но раскручивались одинаково
В 1937 году очередная волна репрессий в СССР началась, когда НКВД издал приказ № 00447. Этот приказ запустил кампанию борьбы с «антисоветскими элементами» – несогласными или теми, кто раньше попадал в поле зрения карательных органов, даже отсидел в лагерях. Сталин был параноидальный человек, искал врагов до конца своей жизни. Сначала воевал с крестьянами, а когда всех активных посадили или убили, когда лишился основных врагов (Троцкого, Зиновьева, Каменева…), когда у людей поотбирали оружие, начал еще одну волну чисток аппарата и населения.
В 2020 году репрессии в Беларуси вспыхнули с началом избирательной кампании – задерживали даже не кандидатов в президенты, а претендентов в кандидаты на этапе сбора подписей. Как и в 1930-е, это уже далеко не первая волна репрессий, но раньше они затрагивали сравнительно небольшую часть общества.
«Сейчас хорошо видно, как раскручивается спираль репрессий и откуда идет заказ, – говорит Станкевич. – Очевидно, что заказ идет сверху, от одного человека – Лукашенко. Так происходило и в 1930-е».
В 1937 году было больше «до законов»
В 1930-е силовики сохраняли формальные процедуры: должны были иметь ордер на обыск, на арест. Сейчас, замечает Станкевич, в Беларуси могут сначала сломать дверь, избить хозяина и покрошить мебель, а потом разбираться, за что. Нередко задержанных в 2021 году судили за «неповиновение» уже после задержания, даже в РУВД. Возможно, и в 1930-е такое случалось, но по документам выглядит, что тогда формальности выполняли чаще.
Масштабы сейчас даже больше
В прошлом году говорили, что в августе–сентябре количество арестованных в некоторые дни превосходило пики арестов 1937 года. Сколько всего арестовали за время сталинских репрессий, сказать трудно, так как архивы еще закрыты, отмечает Станкевич, и допускает, что масштабы репрессий сейчас шире.
«Отличие в том, что тогда у людей не было возможности выезжать, а власти не стремились выдавить граждан за пределы, как делают сейчас, – добавляет исследователь. – Тогда был или расстрел, или ГУЛАГ, где человек или погибал, или терял здоровье. Но потерять здоровье в тюрьмах можно и сейчас».
Почему сейчас нет массовых расстрелов
В 1930-е большевики расстреливали за политику десятки тысяч белорусов (всего в СССР в 1937–1938 годах арестовали по политическим причинам около 1,5 млн человек, из них расстреляли более 680 тысяч). В 2020–2021 годы в связи с протестами погибли, по разным подсчетам, один–два десятка человек.
«Во-первых, сейчас действительно другое время, – объясняет Станкевич. – Сейчас у людей есть возможность уехать за границу, даже если преследуют. И сейчас не расстреливают, потому что не обязательно расстреливать: людей лишают работы, им калечат жизни, облагают штрафами так, что могут отобрать имущество, теперь угрожают, что будут лишать гражданства… В советское время это практиковалось, много выдающихся граждан изгнали из страны».
Также сейчас не дойдет до массовых расстрелов, считает он, так как власти и собственно семья Лукашенко сильно интегрированы в мировую экономику. Лукашенко и его приближенных это беспокоит, они боятся из-за санкций потерять «все нажитое непосильным трудом», тогда как Сталин был довольно аскетичен, не собирал себе богатства. У Сталина, к тому же, была идеология, он имел амбициозную цель, тогда «строили общество будущего». У Лукашенко единый идеологический фундамент – сохранение власти.
Можно говорить уже не о 1937, а о 1938 годе
Сейчас в жернова репрессий начинают попадать не только «борцы-бечебешники», как говорят во власти, но и случайные люди, и люди из системы, даже силовики. По мнению Станкевича, это параллель с тем, что происходило уже не в 1937 году, а в 1938-м:
«Когда всех активных забрали, начали забирать тех, кто забирал».
Репрессии начинают касаться и специалистов из разных отраслей, из государственных предприятий и учреждений. Заменить их преданными власти не удастся, так как преданных власти специалистов не хватит. В сталинское время с этой проблемой тоже сталкивались: говорят даже, что Сталин прекратил Большой террор 1937–1938 годов, когда понял, что экономика проседает. В белорусской экономике это пока не так отчетливо ощущается благодаря внешним факторам, но уже близится время, когда начнутся сбои, считает Станкевич.
Сталинские репрессии закончились только после смерти Сталина, а как современные?
Как сталинская, так и лукашенковская система возведены вокруг одной персоны. После смерти Сталина система ГУЛАГа практически сразу была демонтирована, как остановили и много промышленных проектов Сталина, и вернули «коалиционную» систему управления, более близкую к ленинскому времени.
«То же самое с лукашенковской системой: Лукашенко сейчас видит, что передать власть некому, потому что система построена так, что только он может оставаться на вершине, а если он уходит, властная пирамида будет рассыпаться, – рассуждает Станкевич. – Уже сейчас министерства возглавляют силовики, заточенные на то, чтобы выполнять приказ. А если вдруг что-то случится с диктатором, кто им будет отдавать приказ?»
Пока Лукашенко у власти, пока его поддерживает Россия, эта система будет сохраняться, считает Станкевич. Он не берется прогнозировать, как долго будут терпеть репрессии, но отмечает, что система уже длительное время работает с максимальным напряжением, а долго существовать в таком состоянии невозможно, так как это саморазрушение.
«Страна доносчиков» – это миф
В 2021 году «Киберпартизаны» опубликовали базу звонков в милицию по политическим причинам – стали известны сведения о почти трех тысячах таких вызовов-доносов. Даже если там не все доносы, это немного, считает Станкевич, и это нормально, так как есть определенный процент людей, который искренне считает неправильным то, на что они донесли.
К тому же, сейчас историки, которые основательно занимаются темой репрессий, приходят к выводу, что доносы в сталинское время не имели существенной роли, говорит Станкевич. Кампания репрессий была запущена сверху, давали планы того, сколько людей нужно «провести по 1-й категории» (расстрелять) или «провести по 2-й категории» (выслать в лагерь). Снизу пошла инициатива, соревнование: давайте сделаем больше, убьем на тысячу больше, вышлем на две тысячи больше. Доходило до того, что расстрелять могли просто за «польскую» фамилию, даже если «виновный» был евреем.
«Доносы, как говорят историки, даже мешали НКВД работать! – рассказывает Станкевич. – Донос – такая вещь, с которой нужно разбираться, заводить дело, ходить опрашивать… Проще же взять человека через адресную или телефонную книгу, посадить в тюрьму, заставить обговорить себя, соседа или родственника, а потом расстрелять».
Исследователь предлагает делать больший акцент не на доносах, а на примерах солидарности, которых в 2020–2021 годах было намного больше. В сталинское время не было ни поддержки от диаспоры, ни фондов солидарности, ни много чего еще, что делали и делают белорусы сейчас.
Почему в БССР не было такой солидарности – потому что не было чатов?
«Мы многого не знаем. Я бы не сказал, что тогда совсем не было солидарности, – отвечает Станкевич. – Более того, сегодняшние власти стремятся, чтобы мы не знали почти ничего о тех репрессиях, которые были в сталинские времена, потому что сразу возникает много параллелей».
АА/ИР belsat.eu
