Максим Жбанков: Культурная политика государства занималась воспитанием образцовых колхозников


Максим Жбанков.
Фото: Белсат

Про несущественность прежних культурных героев, наив и спонтанность нового искусства, беспомощность официальной стороны в войне культур, самого сильного литератора последних месяцев и многоязычие как естественное состояние для белорусов «Белсат» поговорил с культурологом Максимом Жбанковым.

«Рок-н-рольщик» белорусской культурологии и кинокритики Максим Жбанков подготовил к выходу свою новую книгу и начал отдельный проект на YouTube. Книгу «SloMo. Хатняя крытыка культурнага дызайну» мы увидим после разблокирования счетов белорусских издательств. А выпуски интеллектуального стендапа «Шокінг Культ» на YouTube-канале «ePramova» выходят еженедельно.

В то же время на эко-маркетах Максим продает варенье семейного бренда и коммуникацию с покупателями сравнивает с дискуссиями в бывших киноклубах. «Я ужасно горжусь одной вещью: я никогда не делал того, что мне неинтересно делать», – говорит Максим.

– Почему вы решили освоить YouTube?

– На днях был у друга, а у него на стене висит постер с метким выражением: «Твоя жизнь начинается там, где кончается твоя зона комфорта». Это тот самый случай: нас убрали из комфорта, хотя мы и не хотели, и нам нужно искать возможности существовать в этом травматическом мире.

После августа у меня некоторое время был коллапс сознания, я вообще не мог писать, у меня не было словаря для этой ситуации. Я прекрасно понимаю, что прежние тексты больше не работают, и для меня показательно, что практически все предыдущие герои, топовые персоны нашей альтернативы, старый генералитет – исчезли, их не видно. Я говорю о литераторах, музыкантах, киношниках и о себе тоже. Если убрать нас из пейзажа, ничего не изменится, ведь пришло время новых эмоций, героев и концептов. И это вызов, ведь нужно снова учиться быть существенными.

«Шокінг Культ» как раз есть попыткой работать на других волнах другого радио. Бессмысленно все время плакать и постоянно страдать. Само видение себя как жертвы изначально провально и катастрофично, так как это позиция слабого. Поэтому следует возвращаться к интеллектуальному партизанству в условиях давления, так как в последние годы иногда казалось, что давления нет, что все прекрасно, что у нас есть Зыбицкая, Октябрьская, смузи, «РСП» и Италия по уик-эндам.

На улице Октябрьской, где находятся клубы Lo-fi social club и Modul art platform, а также бары, фотостудии и другие культурные инициативы.
Фото: Белсат

– Последние месяцы заставят обновиться культуру в целом?

– Безусловно, это уже происходит. Другое дело, что за последние десять лет у нас сложился культ посредственности. Образование тиражировало провинциальность в ее худшем виде, и это конвейерное продуцирование ментальности агрогородка породило новое удивительное большинство, у которого в голове три-четыре нотки и простенький мотивчик. Это культура беспомощности, вторичности, несущественности, когда человек соглашается с тем, что он не может взорваться и гореть, а может быть обоями, постером или ковриком, о который вытирают ноги на входе в дом. Кто-то из знакомых сказал, мол, то, что произошло летом и осенью, абсолютно логично, ведь дальше так жить было невозможно. Сейчас происходит перезагрузка, и культурный процесс продолжается в других измерениях, иногда смешных, ведь на первое место вышли низовые, спонтанные, вульгарные жанры.

– Как можно описать это искусство во время перезагрузки?

– Это стихийное народное творчество, которое пользуется простыми формами, не загоняется сверхинтеллектуальными вещами, и ему пофиг психология массовых коммуникаций. Действительность упрощается и превращается в комикс, лубок, пропагандистскую агитку. Степа Нехта – типичный пример. Мне было очень смешно, когда в сети началась дискуссия о художественных качествах его последнего фильма. Но главное, что с одной стороны есть вот это низовое культуротворчество, а с другой, как бы официальной, нет ничего. «Галасы ЗМеста» – лучшее, что они нашли, а это тотальная эстетическая и идеологическая капитуляция, такой публичное харакири. То есть у нас конфликт не правды и лжи, а спонтанного народного творчества и автоматического риплея истлевших формулировок, в которые никто не верит, в том числе те, кто их производит.

– Какая часть прежней культуры сумеет остаться и начать создавать новые смыслы?

– Думаю, дедушка Дарвин был прав: это будет естественный отбор. Кто сумеет приспособиться к новой действительности, тот сумеет, другие останутся в истории, и в этом нет ничего обидного. Большинство наших генералов рок-н-ролла уже состоялись там, в то время. Они сделали свой кусок истории, и большое им за это спасибо. То, что сейчас фактически никто из них не делает гениальных вещей и не создает сильных зонгов, естественно, ведь у каждого есть лимит возможностей. Сейчас время новых героев, но они у нас неправильные.

Как было в мои любимые 1960-е в Великобритании: рокмены были в основном студентами художественных колледжей, то есть знали Артюра Рембо, Обри Бердслея и что такое течение сознания, смотрели кино французской Новой волны и не пугались слова «сюрреализм». У них был ресурс предыдущей традиции, в том числе альтернативной культуры, а у нас этого нет – у нас «коммуникейшн брейкдаун», когда молодой человек приходит и говорит: «А кто такой Акудович?» Кто-то не знает Борщевского или Вольского, недоумевает, услышав фамилию Кудиненко. Для него история начинается с Мартиновича, и поэтому ему трудно, так как его прошлое бедное и одномерное.

Фото: Белсат

«Чтобы состоялся очередной Виктор Дашук, нужен приход Андреев Курейчиков»

– Итак, кто наши новые герои?

– Это люди интуиции, импровизации, наивного провинциального рок-н-ролла, которые искренне верят, что рок-н-ролльные аккорды изобрели они, а не Чак Берри семьдесят лет назад. Они работают как дилетанты – в этом их красота и их слабость. Поэтому тема сочетания прежних героев с новой ситуацией очень сложная. На это должны работать государственные структуры, система образования, арт-менеджмент и нормальные масс-медиа, чего у нас нет. Несчастная галерея «Ў» умерла, так и не сумев раскрутиться в полную мощь. То, что случилось с нашими самыми известными меценатами, тоже показательно. Показательно, какими смешными тиражами выходят новые книжки. Я думаю, нас ждут очень некомфортные времена.

Новости
Олег Хоменко: «Мы научились умирать за Беларусь, но убивать за Беларусь не умеем и не собираемся»
2020.09.19 14:29

– В каком смысле некомфортные?

– Я оптимист в политическом плане и думаю, что процесс необратим, вопрос лишь времени, когда власть сменится. Но это будет связано с переходом культурного устройства на другой уровень сложности. Сейчас у нас простой, ясный спарринг: бело-красный-белый и красно-зеленый, язык и не-язык, Москва и, условно, Варшава. А с концом авторитарного строя действительность становится многогранной и полифонической, и вместо борьбы с властью приходит борьба между творцами, борьба стилей, борьба за авторитет.

– Но ведь это положительное движение?

– Конечно, положительный, просто станет сложнее: надо будет заново договариваться с властью и формирующимся культурным истеблишментом, вместе отлаживать правила игры, в рамках которых можно нормально заниматься спонсорством, арт-менеджментом, негосударственным культурным образованием и так далее. Этот новый порядок для нас за нас никто не сделает. Возникнут новые интриганы и авантюристы, кстати, очень нужная штука, ведь паттерны складываются через авантюры, конфликты, неудобные разборки творцов. Рядом с покойным Михалом Анемподистовым всегда должен быть Артур Клинов. Чтобы состоялся очередной Виктор Дашук, нужен приход Андреев Курейчиков. Пусть лучше творцы разбираются между собой, чем с ОМОНом.

Фото: Белсат

– Правительство постлукашенковского государства должно иметь вразумительный проект работы со сферой искусства?

– Мне неинтересно, что должно делать государство. В течение последних двадцати лет я стремился минимизировать с ним отношения, так как ничего хорошего оттуда не видел и, впрочем, не ожидал. Надеяться на то, что будет лучше, а тем более – очень скоро лучше, смешно, потому что есть логика государства, а есть логика бюрократии, чиновничества. Я бы хотел, чтобы уровень влияния чиновничества на культурную индустрию был минимален, и считаю, что Минкульт не имеет права на существование, так как попросту мешает работать.

Но эти надежды безнадежны, потому что, очевидно, бюрократические круги при смене власти никуда не денутся. Скорее всего новую культурную политику будут делать не культурные активисты, а продвинутая бюрократия. А министерство – это штат сотрудников, система субординации и подчинения, определенный режим работы. И когда начинается эта работа, нужно «хавацца ў бульбу», ведь ничего хорошего с нее не будет. Чтобы культурная жизнь проходила действительно свободной и открытой, нужно время на разработку серии основополагающих документов, которые бы раздали адекватные роли и отстроили систему возможного контроля за нарушителями. И вот тогда мы скажем: «Спасибо, дорогой Минкульт, дальше мы сами».

«Мы все на поле боя войны культур, и нас периодически накрывает перекрестным огнем»

– Если говорить о войне культур, можно ли в ней вообще победить силой?

– Конечно, нет. Как вы это себе представляете: превратить «Беларусьфильм» в концлагерь? В культуре система ограничений, запретов и даже, возьмем крайний вариант, уничтожения творцов не обеспечивает управляемости сферой. Ведь культура – это развитие состояний общего сознания и существует не благодаря разрешениям и запретам. Война культур – это спор концептов, борьба двух мировоззрений. Скажите, с кем сейчас бороться? Вы знаете основу государственной идеологии? Вот я не знаю. Вы знаете черты государственной эстетики? Я не знаю.

Против нас стоит пустота, а пустоту победить невозможно, ее можно только заполнить своими текстами.

Они, с той стороны, сами себя убивают и делают несущественными. Они закончились, как батарейка – чик, и все, нет энергии. Но мы объективно не можем считать себя победителями, ведь это произошло не потому, что мы так захотели, а потому, что мы есть, а их уже нет. А поскольку мы остаемся единственными активными и креативными, надо с этим что-то делать, искать новые слова и объяснять жизнь. Пока этого страшно не хватает. Сегодня самый сильный литератор – это Артем Шрайбман. Сфера музыки при всей музыкальной эйфории меня разочаровывает. Я считаю «Tor Band» и «Галасы ЗМеста» – это противостояние двух агрогородков. Я не уверен, что сейчас время большой литературы, художников фактически нет, кино только пытается что-то делать.

Снимок носит иллюстративный характер.
Фото: ТК / Белсат

– Может ли в войне культур кто-то или что-то оставаться вне войны?

– Прежде всего стоит сказать, что война культур – вещь искусственная. Когда она начинается, это фактически уже капитуляция, ведь провозглашение войны свидетельствует о беспомощности одной из сторон, скорее всего той, что объявляет войну. Если нет других средств, начинают биться вениками.

С другой стороны рождается отчаяние сопротивления, когда культурное партизанство начинает раскручивать историю героического мученичества. Партизанство – это тот, кто слабее, кто живет на захваченной территории и не может снова сделать ее своей. Это депрессивный травматический опыт, но он создает шикарные тексты. Весь «N.R.M.» или фильм «Оккупация. Мистерии», который Кудиненко в свое время вынес с «Беларусьфильма» на себе, – это эстетика культурного партизанства. Но партизан в войну вовлечен, как вовлечены все, работают они в Минкульте или остаются независимыми творцами, – все либо участники, либо свидетели, либо жертвы. Мы все равно на поле боя, и нас периодически накрывает перекрестным огнем. Можно оставаться белым и пушистым, но потом ты выйдешь на улицу, а там хапун. Либо приедешь на туристическую базу на концертик «РСП», а там облава. Бесконечно так существовать невозможно, так как на баррикадах не живут, а борются и умирают. И то, что в нашей травматической ситуации находится время на эспрессо, либо чтобы пойти с дружками в кафе, либо чтобы улыбнуться друг другу – это нормально.

Это также наш выбор на войне культур: не дать ей право решать за нас, быть нам счастливыми или не быть. И как ни странно, на войне культур можно быть счастливым.

– За счет чего в новой действительности лубок превратится в высокое искусство?

– На чем состоит провинциализм большинства из тех, кто у нас делает культуру? Слабое образование, ограниченность кругозора, стилистическая монотонность, неспособность победить собственную инертность, недостаток смелости и куража. Это все очень просто преодолевается: надо не создавать границ, не винтить музыкантов на концертах, не блокировать издательства, не считать каждого, кто учится в Варшавском университете, иностранным агентом, бросить бороться с языком и флагами – все остальное состоится само. Там наверху этого не понимают: они считают, главное, чтобы сидел правильный майор. Уберите майоров и откажитесь от понимания культуры как фабрики обуви с одним на всех размером и фасончиком. Культуру нужно отпустить, а не возглавить – тогда сами собой отстроятся система иерархий, языковая ситуация и культурная идентичность.

«Национальную идентичность нужно понимать как способность все усваивать в свою пользу»

Фото: Белсат

– На ваш взгляд, если отпустить культуру, в какую сторону будет развиваться языковой вопрос?

– Мне всегда было интересно, почему у нас такая сильная драматизация этой темы и почему мы считаем, что русский язык на нас давит и с ним обязательно нужно бороться. А почему мы не хотим заниматься не ограничениями, а языковыми расширениями? Меня удивляет, когда к нам приезжают поляки, сидит переводчица и переводит с польского на белорусский. Или когда Сергея Жадана с украинского переводят на белорусский: он фантастический автор по-украински, а вот на белорусском – ну, извините.

Перспективный путь – возвращение к многоязычности, с которой начиналась БНР и БССР.

Тогда никто не загонялся, что официальных языков четыре. Государственным должен быть белорусский, тут и говорить не о чем, но многоязычие – естественное для нас состояние, и бояться его не стоит. Национальную идентичность нужно понимать не как закрытое пространство, которое нужно защищать от враждебного давления всеми возможными и невозможными средствами, а как способность повсюду оставаться собой и все усваивать в свою пользу. Свою последнюю книгу я сначала хотел сделать полностью на белорусском. Я заказал перевод русскоязычных текстов, посмотрел на него и решил оставить как есть – половина книжки будет на русском, половина на белорусском. Как написалось. Я подумал, что таким образом сохраню энергетику, искренность и нелинейность мышления – для меня это существенно.

– У вашей книги заковыристое название. О чем она?

– Это сборник текстов, написанных в течение последних семи лет и посвященных текущему культурному процессу. Там есть часть как бы теоретическая, блок литературных и музыкальных портретов, блок рецензий, а в конце текстик, который дал название книжке. «SloMo» – это киношный прием, когда время как бы замедляется. Движения будто нет, но одновременно оно есть – мне показалось, это меткое определение ситуации, в которой мы жили до сих пор, и которая, кстати, в некотором смысле продолжается, так как сегодня хотелось бы, чтобы все развивалось быстрее. Это текст в формате течения сознания, он написался буквально за десять минут, я никогда так быстро не писал. Им я хотел обозначить ситуацию, в которой ты выходишь и говоришь, что не согласен с этой замедленностью, что это не твоя естественная среда, что в ней ты имеешь право быть драйвовым, и тебе здесь может быть кайфово, вероятно, потому, что этой замедленности ты больше не боишься.

Фото: Белсат

– Как вы думаете, могла ли та часть общества без стыда и совести, которая проявилась в Беларуси в последние месяцы, сформироваться из-за низкого уровня культуры?

– Это исполкомовский словарь. Что такое «высокий уровень культуры»? У «The Rolling Stones», Джеймса Джойса, Пабло Пикассо высокий уровень культуры? А у Ника Пиросмани или Ван Гога? И как это измерять? Нужно говорить о разных формах культурности. Мир алкоголика, уголовника, мир ОМОНа – тоже определенным образом отстроенные культурные пространства. Для нас, может быть, неприемлемые, а для кого-то натуральные, удобные и комфортные.

Вся культурная политика государства последние двадцать с чем-то лет занималась воспитанием образцовых колхозников, в результате чего у нас сформировался провинциальный, агрессивный, несамокритический тип культуры, культурозависимости и подчинения, слепого исполнения приказа, беспощадности к другому человеку, тотального отрицания гражданских прав. Эта генерация Григорьича –люди с узким интеллектом, полностью отбитым критическим мышлением и ограниченными способностями что-то произносить или понимать – сделалась в ситуации террора незаменимой. Это воспитанники времени. Они не взялись ниоткуда, и когда власть сменится, будут рядом. И нам с ними придется договариваться. И это будет опять же война культур.

Ирена Котелович/АА, belsat.eu

Новостная лента