«Перевезла через границу 13 скорых». Поговорили с беларуской, которая перегоняет в Украину санитарные машины
С начала войны автомобили, на которых добровольцы украинского медицинского батальона «Госпитальеры» спасают раненых на передовой, проходят через мастерскую Петра под Варшавой. Он осматривает и, если нужно, ремонтирует машины скорой помощи, минивэны и пикапы, едущие на фронт со всей Европы. После этого волонтеры перегоняют машины в Украину – ночами в выходные, когда на границе наименьшие очереди. Ян Лисицкий съездил в один из таких рейсов и потом расспросил Наталью Егорову, которая перевезла через границу уже тринадцать машин, откуда она берет силы на такие поездки, сколько времени отдает на переезд границы за рулем «скорой» и что собирается делать по окончании войны.
– Кто такие «Госпитальеры»?
– Это добровольческая организация парамедиков, основанная Яной Юзинкевич после начала войны на Донбассе для помощи в вывозе раненых и убитых с линии фронта. Парамедики – люди с медицинским образованием или студенты медуниверситета. От медиков отличаются тем, что не получают за свой труд денег. В 2014 году они имели только шесть человек и две машины. Проводили курсы медицинской подготовки, развивались – к началу вторжения России в Украину волонтеры организации спасли более 3000 раненых. К новой войне «Госпитальеры» были подготовлены. 24 февраля им на помощь пришли 35 человек, на следующий день – 75. С 24 февраля до начала июня «Госпитальеры» спасли 1500 человек.
– Как ты начала им помогать?
– Когда началась война, я пошла волонтерить – в том числе по ночам – в пункт помощи беженцам на Западном вокзале в Варшаве: переводила, помогала информационно, подносила чемоданы. Провела там месяц. Потом волна беженцев уменьшилась – и я попыталась поездить по аренам, где размещали людей [на ночлег]. Но их там было мало, и у меня было ощущение траты времени и собственных ресурсов. После работы трудно ехать и снова работать, а когда просто сидишь, то время тянется медленно и есть ощущение, что ничего не делаешь.
Как-то муж сказал, что его коллега на работе ищет водителей, чтобы отвезти машины на украинскую границу и кому-то передать. Автостаж у меня небольшой, но первый выезд я воспринимала как приключение, как способ оторваться от повседневности. В полночь 27 марта впервые поехала на границу автомобилем, предназначавшимся для «Госпитальеров», – машиной скорой помощи из Франции.
– Откуда берутся эти машины?
– «Госпитальеры» широко известны в сети, многие знают, чем они занимаются, организация имеет репутацию. На их странице есть перечень актуальных потребностей и способов, как можно помочь. Деньгами на машины сбрасываются разные люди – например, общины украинцев за границей. Пикапы и машины «скорой» приезжают преимущественно из Великобритании, их приобретает местная украинская диаспора. Много машин приезжает также из Испании и Швейцарии. Нередко автомобили с большим пробегом просто дарят. Как-то перевозила «скорую» с пробегом 550 000 км, но она была в хорошем состоянии, после ремонта – пригодится на фронте.
В Варшаве их осматривают и ремонтируют украинские механики, а потом волонтеры перегоняют в Украину.
– Как выглядят такие рейсы?
– Сначала мы возили машины до границы, а оттуда их забирали друзья и знакомые координатора «Госпитальеров» Кати, которая одна занимается логистикой и связывает все и всех.
Сейчас водителей не хватает: кто-то ушел на фронт, кто-то поехал ближе к военным действиям. Постепенно мы начали ездить прямо на базу «Госпитальеров» под Львовом.
Выезжаем ночью, чтобы добраться до границы поутру, когда там меньшие очереди. Машины в Варшаве забираем уже в темноте, получаем ключи и документы, садимся и едем.
[В каждый рейс] едет, в среднем, около трех-четырех машин, но случается и шесть. За руль садятся волонтеры из Польши, Беларуси и Украины. Рекордсмен – бывший польский военный Войтек, он перегнал 12 машин. Некоторое время с нами ездил Роман, украинец, служащий полицейским в Канаде. Он взял отпуск на два месяца и приехал нам помогать, ездил постоянно. Время от времени помогает множество других людей.
Едем колонной – так проще, если что-то случится с машиной. Они все после осмотра и ремонта, но случалось, что ломались. Заранее договариваемся, где будет остановка, чтобы размять ноги, поесть, подышать воздухом и заправить машины.
Переход границы по времени может быть разным. Однажды прошли за час, один раз за десять – когда все «гнали тачки». (С 1 июля Украина отменила льготный ввоз автомобилей, введенный на время военного положения. Теперь при ввозе транспортных средств в Украину снова нужно платить НДС, ввозную пошлину и акцизный налог. – Ред.).
Как-то украинский таможенник решил открыть и проверить каждый ящик в моей машине, где лежали перевязочные материалы, подержанные телефоны, подзарядки и пауэрбанки, а потом приказал задекларировать отдельно каждую вещь. Подсчитать их было трудно, ящиков было много. В итоге мы пошли к руководителю смены, он успокоился и позволил вписать «приблизительное количество» вещей. После начал цепляться, что нельзя заполнять руками, сказал идти к кому-то, кто наберет на компьютере. Чтобы «красиво» заполнить и распечатать декларацию, мы потратили три часа.
– Какой выезд запомнился тебе больше всего?
– Когда везла испанскую «скорую», загруженную под завязку. Ближе к украинской границе, где начинаются холмы, взбираться на них было тяжело, но вниз она съезжала, как разогнанный лось. Уже надо поворачивать где-то, а жалко тормозить. Ехать было приятно: легко перестраиваться, легко обгонять всех. Было ощущение, что все будто подвигаются с дороги. Думала: уау, классный цвет у машины. А потом Войтек звонит: «Выключи петуха». В кабине было что-то вроде столика с миллионом кнопок. Видимо, случайно что-то включила, когда брала на ощупь бутылку воды сбоку. Отвечаю, что не знаю как. Остановиться негде. Только когда приехали на паркинг к «Макдоналдсу» под Люблином, поняла, что kogut («петух») – это мигалка. Как ее выключить – первое, что мне показали, когда везла следующую машину «скорой».
Еще вспоминаю нереальное санитарное «Volvo» из Австрии – жила бы в этом автомобиле: приятно было управлять, очень комфортно внутри. И круиз-контроль там, кстати, тоже был. На украинской границе каждый мужик останавливался: «Ваша?» – «Да». «За сколько купили?». А я видела в договоре цену, называю ее и говорю: «Могу себе позволить». Во время езды настолько полюбила ее, что когда прощалась, у меня навернулась слеза, что больше не увижу ее и неизвестно, как ей там будет на фронте.
Мой муж называет эти автомобили «моими бывшими»: с ними настолько сживаешься, они настолько классные, я успеваю с ними за дорогу подружиться.
У меня просыпается азарт, когда сажусь за руль каждого следующего авто. Особенно с правым рулем: в каждой машине, даже по сравнению с другими с правым рулем, – все иначе. Это кайф – познавать все эти кнопки. Однажды, будучи в рейсе, на рассвете увидела в одном из автомобилей кнопку «круиз-контроль». Не знала, что это такое – ну и давай нажимать, учиться. Классно – не держать ногу на педали. Довольно опасно, кстати, ведь можно уснуть (смеется).
– Откуда ты берешь силы на такие ночные поездки?
– В день перед выездом стараюсь не заниматься спортом – максимум бассейн. После работы сажусь за руль, еду до границы, потом возвращаюсь. После есть дикая усталость, но мне нравится такое состояние депривации сна. После возвращения приезжаю домой, принимаю душ, что-то ем и ложусь спать.
Выезды для меня – один из способов справиться с войной. У людей есть же три реакции на стресс: бить, бежать, замереть. Я бегу – у меня всегда действие. Есть время, здоровье, права, польский паспорт, позволяющий беспроблемно переехать границу. Совесть не позволяет дома сидеть и заниматься уборкой.
Ценность этих выездов в том, что жизнь приобретает смысл. Когда началась война, наверное, каждый беларус испытал на себе какой-то хейт и агрессию. Это и сейчас есть, но я научилась с этим жить. Некоторые украинцы воспринимают меня не через призму действий – волонтерства и жертвования моего времени, – а через призму моего акцента. Как-то украинский пограничник, увидевший непольское написание моего имени в польском паспорте, спрашивает: «Национальность?». Говорю: «Полька». «А на самом деле?». – «Полька». Потом встрепенулся: «В принципе, я не должен задавать вам этого вопроса. Вы нам помогаете, спасибо!»
Я понимаю этих людей, понимаю, что они через призму травмы и горя говорят. Нет сил убеждать их в обратном.
– Близко ли тебе чувство коллективной ответственности?
– Нет, абсолютно. Я и так делаю все, что могу. У меня совесть чиста, я всегда была против режима Лукашенко, я никогда за него не голосовала, ну и, как каждый нормальный человек из Беларуси, я не поддерживаю этой авторитарной власти. И я не чувствую себя виноватой в произошедшем в Беларуси. Я как раз по своим силам и возможностям делала то, чтобы этого не было. Поэтому сейчас это чувство меня не трогает.
– Сколько машин ты еще планируешь доставить?
– Сколько нужно – столько и буду. Не могу оставаться в стороне, закрыть глаза и делать вид, что ничего не происходит.
Я не чувствую, что я лихая, поскольку машины перегоняю. Рассуждаю так: если эта машина и медикаменты помогут спасти кому-то жизнь, будет здорово. И если это приблизит каким-то образом Украину к окончанию этой войны, тоже будет круто.
Один из наших волонтеров сказал, что сейчас возим пикапы, а когда война закончится, повезем то, что поможет отстроить страну. Есть здоровье, молодость – почему нет?
Ян Лисицкий / АА belsat.eu
