«Сердце выскакивало от страха, но я не могла не выходить на митинги». История Лизы Гвардеенко


Лиза Гвардеенко.
Фото: личный архив

Лизе Гвардеенко 26 лет. Девушка родилась и выросла в Минске. С детства мечтала о свободной Беларуси и хорошо понимала, что вокруг происходит – родители Лизы были знакомы с исчезнувшим в 2000 году оператором Дмитрием Завадским. Первой акцией девушки стали молчаливые протесты в 2011 году. В 2020-м минчанка пошла наблюдать за выборами, через месяц после которых попала на Окрестина, потом в Жодино. Когда уже на свободе у Лизы начались панические атаки, она решила уехать в безопасное место. Сейчас девушка в Грузии, откуда и рассказала «Белсату» свою историю.

«Что мне дало государство?»

– Политика и ситуация в стране меня интересовали с самого детства. В 2010 году я сильно переживала результаты выборов и послевыборные события. Я тогда была в 10-м классе, но меня очень возмущало, как с нами обращаются власти. В следующем году, в 2011 году, я пошла на молчаливые акции протеста. С тех пор началось мое активное участие – я ходила на Дни Воли, другие акции.

Как-то я случайно сдала тетрадь с листовками, после чего меня вызвали к директору и начали отчитывать, как я так могу, государство же мне так много дало. А я уже тогда не понимала – как это? Мне мама дала жизнь, воспитание, еду, заботу. Что дало государство?

После школы я пошла учиться на журфак. Когда выбирала вуз, была под впечатлением от независимых журналистов. Мне хотелось быть такой же – честной, рассказывать людям правду. Меня интересовала социальная сфера, защита прав человека.

Родители привили мне неравнодушие и обостренное чувство справедливости. Я слышала их разговоры. Они были знакомы с Дмитрием Завадским: его жена и моя мама – одноклассницы. Я с малых лет близко к сердцу приняла их историю. Поэтому тот человек, который сейчас у власти, у меня ассоциируется только с одним – с тем, что в нашем семейном фотоальбоме хранится снимок, на котором моя мама стоит рядом с Дмитрием Завадским, и я при этом прекрасно знаю, что с ним произошло.

Журфак я вынуждена была бросить через полгода. Мои родители тогда жили довольно скромно, и я хотела сама работать и зарабатывать деньги. Я сменила много разных мест, а теперь вернулась к работе со словом – стала копирайтером.

«На стеле попала в эпицентр ада»

Лиза Гвардеенко на акции в поддержку Марии Колесниковой.
Фото: личный архив Лизы Гвардеенко

– В прошлом году еще до выборов я выходила на цепи солидарности. Потом буквально за час собрала в своем доме нужные подписи и зарегистрировалась наблюдателем. Но на участок меня не пустили, я неделю просидела под деревом на крыльце. Это была школа, которую я закончила, и было очень неприятно от отношения учителей, которые еще меня помнили. Наконец 7 августа меня прогнал какой-то человек с непонятным удостоверением – угрожал милицией, если я не уйду.

Я тогда своими глазами увидела ложь, о которой много раз слышала. В один из дней я насчитала сто человек, а в протоколе было 394. Откуда взялось столько избирателей, особенно если учесть, что вообще в школу приходили не только голосовать? При этом мои же учителя улыбались и говорили, что у них все хорошо и честно.

Вечером 9 августа мы с сестрой ждали результатов возле участка. Когда ОМОН всех разогнал, мы пошли на стелу. Я попала в эпицентр этого ада, такого ужаса раньше и представить не могла. Сильно поразило, когда рядом проносили мужчину с пробитой пулей рукой.

10 августа вечером мы снова были в водовороте событий на «Риге». Там меня уже больше поразила солидарность людей, которые открывали двери подъездов и квартир, где мы прятались, лежа на полу, с выключенным светом.

Мы с друзьями видели травмы, кровь, понимали, что, скорее всего, завтра будет то же самое, и думали, что мы можем сделать, чем помочь. Решили собирать аптечки – бинты, пластыри, спиртовые салфетки, перекись водорода. Мы обозначали эти упаковки красным крестом, чтобы было видно, раскладывали их во дворах, под скамейками, в разных углах.

«Возмущало, что какие-то гопники без формы тянут меня в машину»

Момент задержания Лизы.
Фото: личный архив Лизы Гвардеенко

– Я тогда почти не спала, домой приходила в третьем-четвертом часу ночи, вставала в 7 и мы с подругами снова шли собирать аптечки. Иногда видели, что в тех местах, куда мы хотели класть аптечки, они уже лежали, и вода стояла. Солидарности тогда было много.

Знаю о трех подпольных медицинских штабах. В одном из них был квалифицированный врач, в двух других – волонтеры. Туда, где был врач, везли много людей с довольно серьезными травмами. У меня было ощущение, что я как минимум в каком-то кино о войне, как максимум: мы – дети-партизаны.

12 августа я участвовала в самой первой женской цепи солидарности на Комаровке, и потом старалась ходить на все акции. 9 сентября на акции в поддержку Марии Колесниковой меня задержали люди без формы. Убегать было некуда, да и не хотелось. Меня возмущала сама ситуация, что какой-то гопник тащит меня в машину.

Сначала было очень страшно, ведь настроение этих товарищей меняется очень быстро, и никогда не знаешь, чего от них ожидать в следующий момент. Теперь они могут с тобой шутки шутить, а потом лицом к стенке поставить. Нас посадили в машину без номеров. Возле Красного костела пересадили в автозак, повезли в Центральный РОВД. Там допрашивали, составляли протоколы. Около 23 часов закрыли в камере, а около 5 утра отвезли в ЦИП на Окрестина.

Суд через смартфон: на экране что-то говорит судья, одновременно приходят сообщения в TikTok

Задержание Лизы.
Фото: Onliner

– В камере не знаешь, что делать. Мы читали упаковку от салфеток, лишь бы удовлетворить голод по информации, по тексту. Никакой бумаги, ручек не было. Не знаешь, что будет завтра, если суд, где он будет, как твои родные, друзья. У тебя нет доступа к новостям. Из-за этого тревожно.

Я думала, что если бы меня задержали и сказали – я сейчас тебя побью, а потом посажу на 15 суток, страх бы исчез, потому что была бы определенность, я бы знала, что меня ждет. Это легче, чем когда тебя куда-то ведут, везут, ты сидишь здесь ждешь, потом там ждешь, и никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту. Когда судья Александр Петраш мне сказал – 7 суток, я подумала – грустно, что не отпустили, но ок – я хоть знаю, что это будет 7 суток, и я пойду домой. В тот момент мне стало легче.

Суд проходил через два дня после задержания. Очень смешной, по мобильному телефону какого-то сотрудника ДПС, в комнате для хранения чистого белья. Меня не покидало чувство тотального абсурда. Перед началом заседания этот сотрудник сказал мне: «Если мне будет кто-то звонить, просто смахните звонок». Никто не звонил, но писали, и это было смешно – там что-то говорит судья, а ему приходят уведомления в Instagram, TikTok.

Еще одну девушку судили прямо в коридоре.

Маму пустили на суд, который проходил по скайпу, но я слышала мамин голос в кабинете судьи, хотя сама камера была повернута в сторону судьи. Родители, хоть и волновались за меня, когда я ходила на митинги, но поддерживали меня.

«В Жодино отвели в душ и почти не кричали на нас»

Лиза Гвардеенко.
Фото: личный архив Лизы Гвардеенко

– Через 3,5 суток меня перевезли в Жодино. Там наконец отвели в душ, дали покурить, и почти что не кричали на нас. На Окрестина запомнился один молодой сотрудник, который постоянно на нас кричал. В Жодино тоже были такие, что разговаривали грубо, повышали голос. Но были и такие, что водили нас в душ, хотя не имели права – женщин в душ должны отводить сотрудницы-женщины, а таких на тот момент там не было.

Условия тогда были удовлетворительные – матрасы, подушки, постельное белье. Еда сносная. Однако одна девушка просила таблетки от зубной боли – несли 12 часов.

Мы пели песни в камере, и нам никто не запрещал. Я думаю, на тот момент все было так лайтово, ведь они сами испугались того, что натворили в августе, и не знали, как вести себя дальше.

Я и после суток продолжила ходить на акции. Где-то в конце ноября был мой последний дворовой марш. Было очень страшно, сердце каждый раз почти выскакивало из груди, но я не могла представить, как не ходить. Я шла защищать свой дом. Хотя в конце концов они у меня его забрали…

Одновременно у меня стало проявляться посттравматическое стрессовое расстройство, начались панические атаки. Они у меня были и раньше, я принимала антидепрессанты, которые бросила летом 2020 года. Мне стало ощутимо лучше на фоне всей той активности. А когда я была в камере, тревога и плохое самочувствие начали возвращаться.

«Я хочу домой»

Лиза Гвардеенко.
Фото: личный архив Лизы Гвардеенко

– Сильно накрывать стало уже после освобождения, когда я ходила по тем местам, где все это происходило, где возле меня проносили раненого человека, он истекал кровью и тому подобное. Когда я видела автобусы. Они могли быть даже с номерами и не тонированные, но меня начинало трясти, и я тогда успокаивалась, когда шла и ложилась спать в безопасном месте – в квартире, о которой никто не знал.

Мне каждую ночь снились кошмары, как убивали всех, кого я люблю. Я просыпалась с криком, и мой парень успокаивал меня: «Спокойно, никого не убили».

Мое состояние было все хуже. Весной я поняла, что не справляюсь. Перед выходом на улицу удаляла Telegram, ездила только на такси. Как-то я все же заставила себя поехать на троллейбусе, вышла на остановку раньше, потому что была прекрасная погода. Думала, пройдусь, но вдруг увидела трех сотрудников милиции. И я почти убегала от них по дворам, хотя, кажется, они тогда мне ничем не угрожали. Но мне было страшно.

Мне звонили какие-то незнакомые номера, я не отвечала. Когда узнала, что наблюдателям начали ломать двери, переехала в другую квартиру. А когда стали закрываться границы после истории с самолетом Ryanair, у меня началось что-то вроде клаустрофобии, я боялась, что скоро я совсем никуда не смогу уехать. 28 июля мы прилетели в Тбилиси.

В Грузии страх прошел. Но в Батуми мы жили возле отделения полиции. Я как-то проснулась от криков, выхожу на балкон и вижу, как много полицейских в полной экипировке учатся разгонять митинги. Я слышала, как они кричат и бьют по щитам даже на своем 12 этаже. У меня было очень сильное чувство дежавю.

Пока мы планируем быть здесь. Немного беспокоит соглашение между грузинской СДБ и белорусским КГБ. Если его вдруг начнут применять, то будем думать, куда уехать. И сразу, как станет известно о победе в Беларуси, мы возьмем билеты в Минск. Я хочу домой.

Анна Гончар / ДР belsat.eu

Новостная лента