Профессор Алесь Смоленчук – о 17 сентября: Позитив воссоединения Беларуси смешивается с трагедией миллионов людей
17 сентября в Беларуси отмечают так называемый День народного единства, который вызывает множество споров из-за неоднозначности событий в сентябре 1939 года. Какую цену заплатили белорусы за воссоединение Беларуси и когда действительно стоит отмечать единство белорусской нации? «Белсат» поговорил с профессором, доктором исторических наук Алесем Смоленчуком.
– Если говорить о 17 сентября 1939 года, то надо начать пораньше, с Рижского мира 1921-го, в результате которого Беларусь разделили на две части. Чем те события стали для белорусов?
– Истоки 17 сентября 1939-го действительно можно увидеть в событиях, произошедших почти на 20 лет раньше, в Рижском мире. Это было взаимопонимание главным образом между советской делегацией и делегацией Польши о разделении территорий Беларуси и Украины. Принимала участие еще советско-украинская делегация, но это была, скорее, профанация, так как украинцы повторяли позицию советской России. Рижский мир утвердили в марте 1921 года, он сильно ударил по белорусскому национальному движению, по надеждам белорусов на независимую белорусскую государственность. Этническую территорию Беларуси разделили между Советской Россией и Польшей, это было абсолютно искусственное решение.
То соглашение сильно ударило не только по амбициям белорусских политиков, но и просто по белорусам: многие семьи, оказавшиеся на границе, были разделены, для людей это было шоком. Это была та боль, с которой белорусы и украинцы жили все межвоенное время. Тогда фактически не было ни одной белорусской партии, включая даже определенные полонофильские организации, которые бы признали законность Рижского мира. Это обостряло и не способствовало ублажению белорусско-польских отношений, постоянно провоцировало и вызывало конфликты.
Стоит отметить, что в определенном смысле права белорусам должны были гарантировать и тот, и второй политический субъект переговоров: каждая из сторон обещал, что будет поддерживать развитие белорусской культуры или хотя бы не мешать. Что отчасти не выполнялось. В Западной Беларуси фактически уничтожили существовавшую в Первую мировую войну белорусское школьничество и сразу после. До конца 1930-х годов помимо Виленской белорусской гимназии ни одного белорусского учебного заведения попросту не осталось. Происходила государственная политика ассимиляции белорусов в Польше.
Если говорить о советской стороне, то в 1920-е годы произошел период расцвета белорусской культуры: проводили политику белорусизации. Советское правительство-большевики – начали поддерживать белорусскую культуру, чтобы прежде всего укрепить свои позиции. В то время 85% белорусских школ были белорусскоязычные, были 4 государственных языка с приоритетом белорусского. Но в конце 1920-х все это было перечеркнуто. Политика поддержания белорусской культуры изменилась политикой ее уничтожения. Здесь можно долго говорить о репрессиях 1930 – х, трагедии Куропат. В конце 1930-х белорусская ситуация была ужасная. В БССР все, что было хоть немного похоже на национальную белорусскую позицию, уничтожали.
Сейчас много упоминают концентрационный лагерь, созданный властями Польской Республики в 1934 году в Березе-Картузской (ныне город Береза Брестской области, это было место внесудебного интернирования противников правящего режима, в том числе коммунистов, деятелей белорусского и украинского национальных движений). Там погибли несколько человек, сидело больше поляков и украинцев, чем белорусов. Это несравнимо с тем, что производили сталинские чекисты в СССР и БССР в то время, превратив страну в один огромный концлагерь. В результате советских репрессий живыми остались единицы, и эти люди были психологически сломлены: они должны были писать доносы и так далее.
– Насколько события 17 сентября 1939 года можно рассматривать в категориях исторической справедливости и несправедливости?
– Воссоединение Беларуси, белорусских земель было событием, которое очень ждала белорусская элита и не только. Но здесь следует помнить, что это было объединение в пределах сталинского концлагеря. Это не было объединение равных с равными, свободных со свободными. Фактически произошел захват Западной Беларуси с ее многомиллионным населением и присоединение ее к советскому лагерю со всеми последствиями: репрессиями и насилием. Практически все действия советской власти строились на насилии. Чего бы это ни касалось – культуры, образования, не говоря о социально-экономической жизни, – все было под репрессиями, разрушавшими нормальный уклад жизни, нормы экономики. И очень часто превращались в издевательство не только над телом человека, но и его душой и разумом. О какой справедливости в такой ситуации можно говорить? Безусловно, это был очень важный для Беларуси акт воссоединения. Но он произошел в таких страшных условиях, что очень скоро многие жители Западной Беларуси поняли, что это так называемое освобождение обернулось настоящим порабощением.
– Какова была цена воссоединения Беларуси для белорусов и для поляков?
– Цена была устрашающая. Говоря о 17 сентября, следует подчеркнуть, что это было начало Второй мировой войны для белорусов. Война началась 1 сентября 1939 года. Этому предшествовал пакт Молотова- Риббентропа, хотя правильнее его называть пактом Сталина-Гитлера, так как шла речь о союзе Сталина и Гитлера. Его подписали в ночь на 23 августа 1939 года в Москве как документ о ненападении. Но, согласно тайным протоколам, Сталин и Гитлер делили между собой фактически всю Восточную Европу. Польша делилась приблизительно наполовину, Советский Союз должен был захватить восточную Польшу вместе с Варшавой. Этот пакт сильно поспособствовал развязыванию войны. Гитлер понял, что лишен перспективы войны на два фронта, и мог спокойно уничтожать Польшу. 17 сентября свою западную границу перешли войска Красной Армии, началась интервенция против Польши как нарушение советско-польского пакта о ненападении, подписанного в 1934-м на 10 лет.
В этот день в Беларусь пришла война. Вы спрашиваете о цене? Мы знаем, какой ценой обернулась для Беларуси Вторая мировая война. Отмечая праздник 17 сентября, получается, мы сегодня празднуем начало Второй мировой войны.
С первыми советами в Западную Беларусь пришли и репрессии, затронувшие все категории населения. Особенно пострадали поляки. Прошли четыре депортации, во время которых вывезли по разным подсчетам 180-360 тысяч человек. Под депортацией понимается вывоз, но фактически идет об убийстве людей, так как часто их вывозили в места, где жить было практически невозможно. Они погибали в дороге и на местах своего нового проживания.
Когда мы занимались устной историей, выяснилось, что для населения Западной Беларуси, почти все национальные группы и категории – за исключением поляков – приход советов воспринимали позитивно. Очень хорошо сработала советская пропаганда и агитация. Люди были уверены, что жизнь наладится, будет лучше, чем было. Особенно когда начали показывать советское кино, как счастливо живет советский народ. Это была радость, эйфория. Мне рассказывали на Слонимщине, что люди шли по 13 километров из деревни в Слоним, чтобы увидеть советские танки и приветствовать их цветами.
Но, как свидетельствуют документы и воспоминания, очень скоро настроения радости сменились поначалу непониманием. А что это за власть, которая позволяет кому-то убивать, например, помещиков или осадников, и сама толкает на это? А что это за власть, которая разрешает грабежи, забирает чужое имущество? Уже в 1940 году среди белорусов растет настроение, как избавиться от этой власти. Все больше появлялось дел, которые вел НКВД против тех, кто поднимался на борьбу. В антисоветском подполье встречается довольно много белорусов.
Непонимание сменилось ростом вражды. На это повлияли и вышеупомянутые депортации. Люди упоминали, как в феврале 1940 года стояли страшные морозы по 30-40 градусов, и в такую погоду собирались вывозить поляков. Соседи приходили к ним, плакали и сочувствовали. Это создавало понимание, что это за власть. Вдобавок – постоянная ложь во всем: люди видели, что происходит на самом деле, а в газетах читали совсем другое. Или еще пример. Людей призвали принимать участие в выборах. Человек приходил голосовать и видел в бюллетене одну фамилию. В то время и польские выборы были несовершенны, но там все равно можно было выбирать. А тут либо можно было голосовать за представителя от блока коммунистов и беспартийных, либо против, но это было рискованно: ты мог после выборов просто не вернуться домой. 22 июня белорусы лишились этой власти. Только пришло другое зло – немецкая оккупация.
– 17 сентября сделали государственным праздником – Днем народного единства. Как бы вы охарактеризовали этот шаг? Как обозначите нынешнее место 17 сентября в белорусской исторической памяти?
– В Беларуси есть две памяти об этом дне. Одна – это тот официоз, который в последнее время начал активно развиваться. Долгое время в Беларуси официально этой даты никак не отмечали, о ней попросту забыли. Может, боялись, что празднование этого дня на государственном уровне может подтолкнуть белорусский национализм. А теперь вспомнили, официоз начинает набирать обороты. Это абсолютно искусственное, неестественное явление. А форма проведения превращает все в демагогию и ложь. Я уверен: если изменятся политические обстоятельства, этот праздник исчезнет бесследно.
И есть вторая память – память белорусов, которая свидетельствует о трагедии. Это чувство, что пришла война, что в Беларуси установилась очень сильная, беспощадная к человеку власть. В Польше все же суд работал, при этом часты были случаи, когда польский суд освобождал коммунистов, так как полиция не могла предоставить надлежащих доказательств коммунистической деятельности. Польский суд не принимал свидетельств полицейских доносчиков или провокаторов. В Советском Союзе, как мы хорошо знаем, суда фактически не было. Суд был придатком карательных органов, элементом репрессивного механизма. И обычные люди вдруг почувствовали себя абсолютно беспомощными.
Польская власть в то время была для поляков, а не для белорусов. Однако, говоря о белорусах, если человек не лез в политику, не боролся за белорусскую школу, язык, не митинговал с требованием воссоединиться с БССР, то его частную жизнь государство не интересовало: живи как хочешь, есть хозяйство – развивай, работай, есть все возможности. В Советском Союзе у человека не было частной жизни. Оно должно было быть полностью вписано в советский идеологический режим. Кто не вписывался, тот попросту погибал в сталинских лагерях.
Приведу в пример Бронислава Тарашкевича, его биография весьма примечательна. Осужденный в Польше по «делу Белорусской крестьянско-рабочей общины», он получил восемь лет, потом срок уменьшили до четырех. В 1933-м его обменяли у советских властей на белорусского драматурга Франтишка Олехновича. Они были знакомы, есть такой апокриф: когда они во время обмена на границе шли навстречу друг другу, Олехнович сказал: «Бронюсь, что ты делаешь? Ты погибнешь». Тарашкевич был уверен, что все для него будет хорошо. Первый год-второй он работал в разных структурах, все действительно было нормально. А потом начались репрессии, его арестовали и осудили на смерть. Признал всю вину, что он польский шпион с огромным стажем. Его приговорили к расстрелу где-то в начале 1938 года, но погиб осенью 1938-го. Все это время его били, пытали, заставляли подписывать новые и новые документы, где фигурировали имена других людей. Много людей были арестованы якобы из-за того, что Тарашкевич дал показания против них. Это был уже не человек, а полуживое существо, которое еще могло держать в руке ручку и подписывать то, что подсовывали ему в очередной раз. Он погиб от пыток. И подобная судьба постигла многих.
Еще очень важный момент, почему не стоит говорить о воссоединении в этот день. В сентябре 1939 года и позже старая граница не исчезла. Поехать из Минска в Гродно было невозможно без оформления специального пропуска. Граница оставалась, на ней стояли пограничники. Это делалось для того, чтобы провести это объединение, присоединить Западную Беларусь к БССР, предварительно проведя здесь репрессии над врагами народа. И второй момент: боялись открыть границу. Если бы люди поехали из Гродно в Минск, то увидели бы пустые полки в магазинах, как действительно живут люди, что такое колхозы, где главная забота людей была выжить, не умереть с голоду. Это были не те колхозы, которые показывало советское кино. Поэтому нужно было изолировать людей от информации и дать возможность карательным органам провести массовые репрессии и политику массового запугивания для укрепления советской власти.
Граница исчезла только в 1941 году, когда пришли немцы. Они в свою очередь начали создавать свои, новые границы. Это было также страшное время.
После войны 17 сентября в определенный момент отмечалось. А потом Польша стала союзницей БССР. И хотя советские учебники были переполнены образом поляка-врага, идеология относилась к этому вопросу достаточно сдержанно. Вторая причина – тема начала войны для советской идеологии и историографии была табуирована. Активно развивалась и пропагандировалась тема нападения гитлеровской Германии на СССР в июне 1941 года. Когда во время экспедиций мы разговаривали с пожилыми людьми, восьмидесяти и более лет, и спрашивали, когда началась война, то жители Западной Беларуси всегда говорили, что в сентябре 1939-го, а жители Восточной Беларуси – 22 июня 1941-го.
И третье. Воссоединение БССР в общеисторическом масштабе было очень важным и позитивным событием для Беларуси. У советской власти был страх спровоцировать национальные настроения. Этот национальный аспект постоянно старались выбросить, подчеркивая социальные моменты. Но снова возвращаясь к воспоминаниям людей, неподражаемый был тот гнет в Польше, где люди работали и имели зарплаты, и в Советском Союзе. Известна ситуация, когда красноармейцы хватали хорошо одетых людей на улицах Гродно, думая, что это помещики или капиталисты. И были очень удивлены, что это обычные рабочие, которые получают приличный заработок и могут приобрести себе хороший костюм, они стесняются выходить на улицу в рабочей одежде.
– Как вы видите историческое, символическое ознаменование этой даты? Как те события 17 сентября должны фиксироваться и существовать в сознании белорусов?
– Это событие очень важное в общеисторическом масштабе белорусского прошлого. Но я категорически против такого искусственного празднования, очередной кампании лжи и невежества, которое сегодня мы наблюдаем как продолжение самых плохих советских традиций.
Когда я наблюдаю сегодня многочисленные выступления ко Дню народного единства, вспоминаю брежневское время, когда на страну накатывалось безумие абсолютно тупой идеологии. Надеюсь, это как вода о камень – омоет да вернется в речку или море. За 27 лет нашей независимости много сделано историками, чтобы рассказать правду о событиях сентября 1939-го. Это праздник, который превращается в трагедию.
Лучший вариант – в этот день собирать историков из разных стран, включая польских, и говорить о тех событиях. Это повод задуматься над очень важным и очень сложным для оценки событием в белорусской истории. Позитив воссоединения перемешивается с трагедией миллионов людей, попавших в сталинский лагерь. И с трагедией белорусской элиты, которую в пределах Польши преследовали, но она была в состоянии жить и работать, в отличие от белорусской элиты БССР, которая в конце 1930-х годов фактически перестала существовать.
– Нужно ли белорусам вообще праздник единства?
– Конечно, надо. Но не 17 сентября. У нас есть 25 марта – День Воли, интересно, что так этот день называли еще в межвоенное время. Прекрасный день: провозглашение независимости, первая попытка объявить державность, что закончилась неудачно, но без чего не было бы БССР и Беларуси. Это день, который никого не унижает из соседей, это чисто белорусский праздник. Чем не День единения? И, безусловно, провозглашение независимости Беларуси в 1991 году. Такие дни должны быть, на таких праздниках держится и строится историческая память.
СП/МВ belsat.eu
