«В обязанностях было принимать роды у коровы». Политзаключенный-айтишник – о жизни и работе на «химии» в ИУОТ № 45
Бывший политический заключенный Виктор Пархимчик вышел на свободу 14 сентября 2022 года. В неволе он провел почти два года. Пархимчика осудили на «химию» за то, что в ноябре 2020-го он разбрасывал саморезы, чтобы помешать движению спецтранспорта пограничных войск. Он прошел через Окрестина, несколько СИЗО, ИУОТ № 45 и колонию № 17 в Шклове, где убили Витольда Ашурка. В рамках проекта «Зона.бел» мы попросили его рассказать о местах, в которых он отбывал заключение. Первая часть рассказа – о «химии» на Брестчине.
В Беларуси за счет узников строится рабская экономика
«Моя история началась осенью 2020 года, когда я пытался помешать выезду подразделений специальной техники, с помощью которой стреляли по мирным демонстрантам, – начинает свой рассказ Виктор Пархимчик. – Я 10 раз разбрасывал на дороге саморезы, чтобы таким образом попортить колеса спецавтомобилей пограничных войск. Мое сопротивление было не связано с цветами или шариками».
Виктора задержали 16 ноября 2020 года, как раз когда тот в очередной раз раскладывал саморезы. Через несколько месяцев суд наказал мужчину 2 годами «химии» по ст. 14 и ч. 1 ст. 339 УК РБ («Намерение совершить хулиганский поступок»). В начале мая 2021-го Виктор приехал в ИУОТ № 45 в деревню Сушки Каменецкого района Брестской области. Там он провел год.
«Представьте себе колхоз, в котором есть проблема – там мало кто хочет добровольно работать. А молоко в магазинах должно быть дешевым. Что делать? Нанять крепостных, рабов, то есть заключенных. И так достичь двух целей: наказать оппонентов власти – заставить их терпеть, и закрыть вопрос с рабочей силой и дешевым молоком для населения. Столь старым проверенным гулаговским способом в Беларуси сейчас строится рабская экономика», – Виктор дает краткое определение сути такого наказания, как «химия».
До «химии» Виктор занимался SEO-продвижением сайтов. В ИУОТ вместе с ним приехал его партнер и просил местное начальство назначить «химию» у него – он обещал нанять Пархимчика, дать ему работу. Но разрешения не дали, сославшись на то, что работа уже есть – в колхозе.
Рабочее время на «химии» вдвое превышало разрешенное законом
Виктора принудительно устроили в колхоз «Беловежский» животноводом 5-го разряда. Не обратили внимание на «сердечный» диагноз мужчины, который не позволял ему заниматься такой работой:
«Меня привезли туда и сказали: иди убирай, корми. В то время как я, айтишник, даже не знаю, как к корове подойти. Я потом прочитал свои должностные обязанности – там говорилось, что я должен принимать роды у коровы, чистить копыта».
Работать приходилось в «абсолютно бесчеловечных условиях», говорит бывший политзаключенный. Рабочее время часто дважды превышало продолжительность, разрешенную законом:
«Работали минимум 80 часов в неделю, иногда переработка у «политических» была еще большей. Могло быть такое расписание: восемь дней подряд с 5:00 до 17:30. И это официально ставили в табель. Это рабство. Да и сама работа с продуктами жизнедеятельности свиней, коров довольно вредна. Люди там быстро теряют здоровье. В любой стране за такие нарушения была бы серьезная ответственность. А у нас не стесняются свои фамилии писать, подписываться под этими табелями».
Работа выглядела следующим образом, вспоминает Пархимчик: кормораздатчик привозил сено, работники рассыпали его коровам. После того как коров доили, приезжали представители одного крупного и известного в Беларуси предприятия и забирали молоко.
«Тогда я понял, как они получают дешевое сырье – за счет рабского труда», – говорит бывший политический заключенный.
Программиста наказали за нарушение технологии кормления дойных коров
Условия работы в колхозе Виктор сравнивает со средневековьем:
«Представьте себе картинку. Ферма, люди, работающие на конной тяге. Ибо зачем техника, если есть раб? Трактор нужно обслуживать, заливать в него солярку, чтобы был трезвый механик. Зачем это все, если можно просто заставить человека работать? А я не представляю, зачем частному предприятию, пусть и колхозу, в XXI веке работать словно плантатором. Кажется, уже пару веков назад люди поняли, что рабство не работает. Какой смысл его пытаться восстановить?»
Пархимчик не отказывался от работы, но и энтузиазма тоже не проявлял: «Работаю, как могу: извините, какой есть. Не сам к вам пришел, если не нравится – отправляйте домой».
Также он пытался отстоять свои права. В первый же рабочий день на заключенного оформили взыскание.
«Знаете за что? За нарушение технологии кормления дойных коров! – смеется мужчина. – Да я до сих пор не знаю, как коров кормить».
Виктор обжаловал взыскание в колхозной комиссии по трудовым спорам: «Мне показалось, это у них был первый случай, чтобы кто-то обжаловал взыскание. Меня пытались упрекать, что я не хочу работать. Я спрашивал: а вы думали, куда меня устраивали? У меня другая профессия, я не соответствую той должности, на которой вы хотите меня заставить работать. Комиссия согласилась со мной. А сразу нельзя было это понять?»
«Приходишь после коровника грязный, вонючий – и не можешь сходить в душ»
Виктор обжаловал и еще одно взыскание, после чего его перевели на свинокомплекс на время болезни основного работника. Там мужчина получил травму – свинья оттоптала ему ногу: «Там же огромная свиноматка под 300 кг: представьте себе ощущения, когда она наступает на пальцы».
Бытовые условия были не лучше рабочих, говорит наш собеседник. В комнатах жили по 12 человек, спали на двухъярусных шконках. На человека были рассчитаны три квадратных метра пространства. В какой-то момент днем стали закрывать кухню – просто так, чтобы усложнить жизнь, подчеркивает Виктор. Потом перестали пускать ежедневно в душ – разрешали только раз в неделю, несмотря на то, что узники сами оплачивали коммунальные услуги.
«Представьте себе: приходишь после коровника грязный, вонючий – и не можешь сходить в душ», – возмущается Пархимчик.
Десять суток в ШИЗО за отказ играть в шашки
Осужденные за насилие, наркотики, драки могли выходить в город, «политических» же никуда не выпускали», говорит Виктор. В итоге еду можно было покупать только в автолавке, которая приезжала два раза в неделю:
«Цены там были намного выше, чем в обычном деревенском магазине. Кроме того, карточки для оплаты принимались редко, аппарат всегда ломался. В основном, брали наличные. Можно только догадываться, почему так».
Зарплаты при этом на «химии» смешные. Виктор даже внимания не обращал на них, так как у него на карточке всегда и так были средства – в Минске остался действующий бизнес, а партнеры и друзья продолжали поддерживать мужчину и его семью.
После работы для «химиков» проводились обязательные просмотры пропаганды, это называлось «воспитательными мерами». В выходной день заключенный должен был дважды смотреть пропаганду.
«Всех созвали в ленинскую комнату и включали ОНТ. И ты был обязан слушать. Один «политический» вышел в туалет. На него написали рапорт и отправили в ШИЗО. А был один старичок – на новостях сидел с закрытыми глазами. У него спросили, почему глаза закрыл. Он говорит – я слушаю, я так углубляюсь. Ему говорят – открой глаза и смотри. Он отказался и его вызвали на беседу. А еще заставляли в шашки играть. Один запротестовал – и поехал на 10 суток в ШИЗО, со мной там был».
Кроме этого, узники должны были рисовать стенгазеты на одинаковый темы – о вреде наркомании, алкоголизма: «Я не понимал, зачем это мне, поскольку я не алкоголик, не наркоман, обычный семейный человек с постоянной работой», – говорит Пархимчик.
«Химики» также делали доклады на «патриотические» темы.
«Однако ко мне ни за докладами, ни за стенгазетами не обращались, – уточняет бывший политзаключенный. – Думаю, потому что я «неблагонадежный» и могу что-то не то нарисовать или доложить».
Но поскольку у Виктора с детства хобби –рисование, в свободное время он делал открытки людям, которые писали ему письма поддержки.
25 км пешком через Беловежскую пущу, чтобы добраться до работы
Спустя месяц работы на свинокомплексе Виктора уволили и устроили на частный завод базальтовых материалов в Высоком. Туда было не так просто добраться. Сначала Пархимчик ездил колхозным автобусом до остановки общественного транспорта и там садился в автобус до Высокого. Но потом маршрут колхозного автобуса изменился:
«Мне составили пеший маршрут. Из деревни Сушки, где «химия», это 25 км. Первый день я пошел. Потом звоню и спрашиваю, как мне обратно ехать. Милиционер отвечает – как хочешь, так и едь».
Даже в тех условиях были люди, которые поддерживали узников, подчеркивает Виктор: в первый день назад до «химии» его подвез местный житель.
«На следующий день я ему сказал –ты же не будешь ежедневно меня возить, давай я попытаюсь пешком пройти, – говорит наш собеседник. – Я вышел в 16:40, когда кончается рабочий день, и пришел в 21:50 на «химию». Я шел 5 часов по дороге через Беловежскую пущу. Видел настоящих кабанов. Фуры ездят, дорога темная. Довольно опасно».
После этой «прогулки» Виктор сказал начальству «химии», что от работы не отказывается, но просит дать ему маршрут, чтобы до нее добираться, либо найти другую работу или перевести на ту «химию», где ходят автобусы.
«Мне ответили: подпиши пеший маршрут, – говорит мужчина. – Я отказался, потому что 25 км пешком ходить не могу. Меня начали каждое утро снимать на камеру и составлять протокол, что я якобы отказываюсь от работы, хотя я всегда подчеркивал, что не отказываюсь. Работаю, как могу: дайте маршрут. Я уже понимал, что выбор у меня небольшой: или ходить по Беловежской пуще в обе стороны по 25 км в темное время суток, или ехать в колонию. Я подумал, что у меня будет больше шансов вернуться домой живым через колонию, чем снятым с капота колхозного молоковоза».
После нескольких протоколов его осудили за нарушение режима отбывания наказания и отправили в шкловскую колонию, где политический заключенный провел чуть более трех месяцев, большую часть из которых – в ШИЗО. О жизни в колонии, где убили Витольда Ашурка, читайте в следующей части рассказа Виктора Пархимчика.
Анна Гончар / АА belsat.eu
