«Мой сын пошел на страдания, чтобы другие люди могли жить свободно». Большой разговор с отцом Николая Дедка
Бывший следователь, прокурор и судья Александр Дедок уже второй раз переживает заключение сына. В 2011 году Николай был осужден на 4,5 года по «делу анархистов». А с добавкой за «злостное неповиновение требованиям администрации» отсидел все пять. После освобождения Николай продолжил свою деятельность как блогер, журналист и исследователь – сам он называет ее просветительской. А в прошлом ноябре парня задержали в очередной раз. Пытки, которыми это сопровождалось, он подробно описал на суде. Александр Дедок рассказал НН, каким человеком он увидел тогда своего сына, как прошло их единственное свидание и как в семье судьи вырос парень с такими взглядами.
– Вы были в зале суда, когда Николай рассказывал об избиениях?
– Да, я не пропускаю ни одного заседания. Я сидел за полтора метра от Николая, внимательно слушал его выступление и видел как тяжело ему это давалось. Пару раз он был на грани срыва, но Коля молодец – умеет себя сдерживать. Я тогда увидел своего сына если не мессией, то кем-то близким к этому. Человеком, который сознательно идет на страдания ради даже не собственных убеждений, а других людей, чтобы те могли жить свободно. Он сам в конце сказал, что его цель – построение свободного общества. Впоследствии Николай, хоть он и не признает вины, согласился давать показания и открыто рассказал на суде о своих убеждениях. На вопрос, придерживается ли он насильственных тактик, Коля ответил: «Нет, но считаю, что каждый имеет право сам выбирать, как защищаться, когда на него нападают, и как отстаивать свои права». А все вопросы гособвинителя были направлены на то, чтобы спасти крайне слабое обвинение – он даже интерпретировал ответы Николая так, как ему хотелось.
– Как это – отцу слушать о пытках сына?
– Как ни странно это прозвучит, но сдержать себя мне помог Николай. Я видел его лицо во время выступления и думал, что кто-то из нас должен сдержаться немного больше, хотя меня сильно подмывало встать и сказать, что я думаю о всех этих мерзавцах. Особенно трудно было в моменты, когда сам Николай был на грани, и я видел, какие усилия он прилагает, чтобы продолжить. Видеть это было даже труднее, чем переживать происходящее. Но через минуту после выступления я понял, насколько важно то, что он решил это сказать. Я, конечно, не все речи наших политзаключенных знаю, но мне кажется, такой мощной еще не было.
– А сказал ли Николай на суде что-нибудь, о чем вы подумали: «Зря»?
– Нет. Если бы он понимал, что совершил преступление и ему нужно уклониться от ответственности за него, он мог отказаться давать показания, и все бы там остались ни с чем. А Коля, сказав то, что хотел сказать, так же искренне и просто начал отвечать на вопросы. Я ни секунды не сомневался, что он все делает правильно. У меня была возможность сказать ему: «Молчи, будь сдержаннее», – но я этого не сделал.
– А сказал ли он тогда что-то, чего вы не знали?
– Что с ним происходило в ночь с 11 на 12 ноября, я знал почти полностью. Единственное, чего я не знал, это фамилии силовиков, которые так обращались с моим сыном. Он также конкретизировал какие-то детали, например, что его заставляли плевать и брать в рот якобы коктейли Молотова якобы найденные у него в квартире.
– У вас с сыном было свидание?
– Да, по завершении предварительного расследования следователь дал нам одно свидание. Мы разговаривали почти полтора часа. Его привели последним, и он был единственный из заключенных в наручниках, хорошо по крайней мере, что только в наручных.
– Как он в целом сейчас держится?
– Я рад тому, чтовижу на судах, за исключением того, что Коля бледноватый, но это из-за того, что в камере жарко. В целом психологически, морально он молодец. Его адвокат Наталья Мацкевич попала на встречу с Николаем после оглашения приговора Виктору Бабарико, которого она также защищает. Она пришла «в растрепанных чувствах», и дальше, говорит, случилось чудо: «Николай такой светлый и чистый, он стал меня поддерживать и помог выйти из стрессового состояния». Я постоянно стараюсь донести: Коля настолько глубоко верит в свои убеждения, что это дает ему силы. Казалось бы, это адвокат должен его поддерживать, но он, находясь в тюрьме, с непонятными перспективами на будущее, считает необходимым и находит силы поддерживать других. Жизнь ради других – это главное качество его личности.
– На вашем свидании кто кого поддерживал?
– Вы знаете, взаимно. Я уверен, Николаю нужны наши встречи, даже сейчас, когда он взрослый человек. В августе ему исполнится 33 года. На свидании передо мной сидел молодой человек, улыбающийся, с открытым взглядом, который с учетом того, где находится, очень неплохо выглядит. Мы с ним о многом говорили, даже о революции, хотя сначала разговор и был немного сумбурный. Николай сказал, что деваться некуда и без страданий ради перемен в обществе не обойтись – чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Я давно знал о нем такое мнение, но он подтвердил его конкретными действиями. Он также сказал, что согласно теории политологии после революции всегда наступает реакция. Я говорю: «А после реакции наступает революция?» Он ответил: «Да». Его выступления еще до ареста сейчас пытаются преобразовать в призывы к насильственным действиям и разжигание вражды, но Коля политолог, у него два диплома, и он всегда говорил только о теории революции и протеста. Его просветительская деятельность была направлена на то, чтобы люди поняли себя, свои права и возможности.
– Как думаете, какой приговор ему вынесут?
– Срок Виктору Бабарико я предсказал точно (политик получил 14 лет. – Прим. НН). Если Николаю нагло, без доказательств, не повесят очередную статью, а останутся только уже оглашенные три, то дадут 3–4 года лишения свободы. Я хочу быть реалистом. Но верю, что ни Виктор Бабарико, ни Николай свои сроки не отсидят, даже близко. Ситуация в стране скоро изменится, меня в этом убеждает то, что белорусский народ сильно изменился и довольно убедительно показал, что не хочет быть быдлом. Ну и потом никуда не деться от экономики, которая сейчас загнана в тупик и продолжает у него загоняться. Кто бы что ни говорил о санкциях, но курочка по зернышку клюет, Европа разворачивается не скоро, но когда развернется, мало не покажется. Даже Россия поняла, что ситуация в Беларуси требует кардинальных перемен. Я не говорю, что все изменится через месяц, полгода-год, но с оглядкой в будущее – да. У нас будет возможность построить новую страну, и я надеюсь, мне удастся рядом с Николаем что-то в ней сделать.
– А Николай осознает ипостась мессии, в которой вы его видите?
– Думаю, нет. Я побаиваюсь о таком говорить. Пусть лучше он это делает, чем об этом думает, а своими действиями он такой образ подтверждает. До событий прошлого лета я собирался уехать из Беларуси. А теперь не уеду, потому что вижу, что нужен здесь – Николаю и вообще стране. Сын сыграл в моем решении ключевую роль. Я не верил, что белорусы изменятся, думал, что они терпят-терпят и, может, так и надо. А Коля своей жизнью говорит, что мы можем и должны это изменить. Я считаю, он взял на себя тяжелый груз – не побоюсь этих слов, он несет крест, который сам выбрал, несмотря на боль и унижения. И он будет его нести. Я бы очень хотел, чтобы люди понимали, ради чего он это делает, потому что осознание, что есть такие люди, как Николай, может стать мотивом как-то изменить свою жизнь и не бояться. Мой сын своей деятельностью пытался объяснить, что человек выходит на улицу, потому что имеет на это право. Я как-то преподавал в университете и в основу программы заложил, что нужно всегда помнить о правах человека, лишение свободы – крайняя мера, а нарушение процессуальных норм должно приводить к приостановке дела. Через год в моих услугах больше не нуждались.
– Вы сами выносили смертный приговор?
– Однажды.
– И как это?
– Очень тяжело, никогда в жизни я бы такого больше не сделал, хотя с точки зрения законодательства я тогда поступил законно. Это произошло уже после того, как я написал заявление на отставку. На тот момент я был глубоко убежден, что по-другому нельзя. Но потом я переосмыслил это и понял, что смертная казнь в человеческом социуме недопустима. Человек, которого я осудил, был организатором и исполнителем жестокого убийства двух человек с целью завладения большой суммой денег. Когда душа потребовала, я по этому поводу был в храме – поговорил со священником и мне стало легче, но это бремя все равно всегда будет со мной. И не потому, что я поступил неправильно, а потому, что можно было поступить по-другому.
– Власть уже не первый год целенаправленно охотится на анархистов. На ваш взгляд, почему? Разве они представляют для нее реальную угрозу?
– Настоящих анархистов в Беларуси можно пересчитать по пальцам одной руки – тех, кто придерживается анархических взглядов и понимает, что это не жечь машины, бить стекла и бросать коктейли Молотова. Власть хочет сделать из анархистов образ, который бы дал основания для репрессий, мол, вот они хотят превратить жизнь в ад, а мы для общества единственная защита. В общем теоретик анархизма в нашей стране, наверное, один – это Николай. И он открыто говорит, что против насилия. Где же те анархисты, которые жгут машины и бросают коктейли Молотова? Власть боится Николая – не потому, что он суперчеловек, хотя лично я думаю, это почти так, а потому, что он ясно объясняет права и возможности человека, и его авторитет непреклонен. Поэтому силовики сознательно унижали его, еще и показали это по телевидению.
– Как в семье следователя, прокурора и судьи вырос главный анархист страны?
– Ответ достаточно прост. В душе я был и остаюсь судьей – человеком, для которого право и справедливость главные в жизни. Возможно, поэтому я и не стал большим начальником в системе. И так было всегда, когда Коля родился и рос. Он с детства слышал, что человек рожден свободным, что нужно поступать по совести. Сначала главным словом для него была «справедливость», потом оно трасформировалось в «права» и «свободу». Мы проводили много времени вместе, меня хорошо знали в школе, я даже имею грамоту «Отец – состояние души».
– У вас довольно оптимистический прогноз на будущее. Как вы считаете, будет ли дана правовая оценка действиям силовиков и судей?
– Если я окажусь в судейском кресле, сделаю все, чтобы такой процесс состоялся.
/ИР
