«Заключенный объявил голодовку» – уже не такая необычная новость для Беларуси. Сейчас голодовку держит философ Владимир Мацкевич. Почему в местах лишения свободы начинают голодовку и возможно ли этим чего-то добиться?
Условия в неволе доводят людей даже до того, что они режут вены, глотают ложки. Голодовка может выглядеть менее опасной, но также сильно вредит здоровью. Человеческое тело может выдержать полтора-два месяца голодовки, а может сдаться гораздо раньше.
Почему объявляют голодовки?
Журналист Александр Борозенко держал голодовку в следственном изоляторе в 2008 году в течение семи суток (тогда его держали в неволе за участие в акциях протеста) и во время 15 суток ареста в 2017-м (за работу журналистам).
Он объясняет «Белсату», что голодовка для него была «персональным протестом»: не надеялся, что что-то изменится, делал внутренний шаг, чтобы выразить несогласие.
«Другие формы протеста тебе в заключении недоступны, потому что ты не можешь писать даже банально какие-то официальные заявления или письма: скажут, что нет бумаги, или не примут письма», – объясняет Борозенко.
Журналист обращает внимание на то, что голодовка не может быть абсолютно безопасной для здоровья заключенного, так как это в любом случае стресс для организма. Заключенный может разве что подготовиться, изучить базовые правила, выпить много воды и прочистить организм.
Блогер и консультант Радио «Свобода» Игорь Лосик в неволе с 25 июня 2020 года за «организацию массовых беспорядков», в декабре 2021-го его осудили на 15 лет лишения свободы.
За решеткой он дважды держал голодовку, чтобы показать несогласие с обвинениями. Первый раз он голодал 42 дня и остановил, когда увидел волну солидарности. Второй раз, когда ему предъявили более жесткое обвинение, он на глазах следователя порезал руки, объявил сухую голодовку (отказывался даже пить) и держал ее четыре дня, за голодовку его бросили в карцер.
Дарья Лосик, жена Игоря, во время первой его голодовки сама отказалась от еды, но была вынуждена прекратить голодовку на шестой день из-за давления на семью. Она также говорит, что в следственном изоляторе или в тюрьме голодовка – это едва ли не единственный путь обозначить свою позицию в неволе, единственный путь протеста и единственная возможность добиться улучшения условий.
«Это еще крик к общественности, как белорусской, так и зарубежной, чтобы люди в Беларуси и за ее пределами обратили внимание на происходящее», – добавляет Дарья Лосик.
Важно ли администрации, в каком состоянии здоровье заключенного?
Александр Борозенко голодал до 2020 года – тогда ситуация была иной. В те времена голодовка была хоть символичным, но действенным шагом: на заключенного начинали обращать внимание, отношение администрации менялось в лучшую сторону, так как «начинали понимать, что ты не залетный какой-то, а человек с убеждениями».
Когда он объявлял голодовку, администрация интересовалась у него, почему он так решил, убеждали начинать есть. Обращали внимание на то, что на крайние случаи у них есть средства принудительного питания, что умереть не дадут. Но, отмечает Борозенко, было видно, что голодовки для них не неожиданное дело, они уже хорошо знают, что делать в такой ситуации.
«Раньше чувствовалось, что голодовка – это ситуация, которая выходит за пределы, – вспоминает Борозенко. – Администрация учреждений не была заинтересована, чтобы были такие чрезвычайные ситуации. Сейчас, в ситуации, когда не до законов, я думаю, им фиолетово».
Дарья Лосик утверждает, что сейчас белорусским властям уже все равно, в каком состоянии здоровье заключенных. И даже если заключенный умрет, власти могут сказать: «Ну, извините, это был несчастный случай, мы здесь ни при чем».
Когда Игорь Лосик голодал 42 дня, ему только угрожали принудительным питанием через зонд, но этого не сделали. На угрозу здоровью уже не обращают внимания – если будет угроза жизни, то возможно (Дарья выделяет слово «возможно»), заключенного положат под капельницу (после длительной голодовки сразу начать принимать пищу нельзя). И то в зависимости от того, где находится заключенный:
«В тюрьме в Жодино, когда Игорь голодал, администрация его даже подстрекала: говорила, что голодать полезно. И это было на 20-й день голодовки!
На двадцатый день к нему пришли и сказали, что нормально, все хорошо, голодать полезно. Но ближе к 40-му дню его стал посещать психолог, говорил, что у него же есть жена, что “твоя жена не одобряет голодовку”».
Как срабатывали голодовки?
В 1996 году члены БНФ Вячеслав Сивчик и Юрий Ходыко через трехнедельную голодовку добились освобождения под подписку о невыезде, в 2005-2006 годах предприниматель Николай Автухович 74 днями голодовки добился перевода под домашний арест. В 2006 году заключенный кандидат в президенты Александр Козулин голодал 53 дня и добился, чтобы белорусский вопрос внесли в повестку дня Совета Безопасности ООН (но Россия заблокировала обсуждение). Наталья Херше в неволе держала голодовки дважды в 2021 году и однажды в 2022 году, по крайней мере дважды добивалась улучшения условий содержания.
Нередко голодовки не дают никакого результата. В 2009-м тот же Автухович держал голодовку 90 дней, но не добился освобождения. В 2018 году 13 женщин из движения «Матери 328» держали голодовку 14 дней и добились встречи с главой администрации Лукашенко Натальей Кочановой, которая пообещала «изучить вопрос», но неоправданно жесткие наказания по «наркотической» статье выносят и сегодня.
Борозенко рассказывает, что до 2020 года объявление голодовки помогало добиться, например, походов в баню и прогулок, положенных по правилам, более лояльного отношения с передачами, даже более лояльного отношения к сокамерникам голодающего.
Дарья Лосик считает, что добиться освобождения голодовкой сейчас вряд ли возможно, но добиться незначительного улучшения своих условий в будущем в некоторых тюрьмах или СИЗО возможно.
Могут ли утаить сохранить голодовку?
В случае Игоря Лосика о голодовке стало известно практически сразу, вспоминает Дарья. Но новость о голодовке может не попасть на свободу, если заключенный сообщает о ней в письме, а письмо не выпускают, или если заключенный объявил о ней на закрытом суде, если даже адвокат не имеет права об этом говорить. Тогда остается ждать, пока информация как-то пробьется на свободу.
«Рано или поздно о голодовке узнают на свободе, – уверен Борозенко. – Но у администрации существуют инструменты, чтобы максимально замедлить передачу этой информации».
Борозенко приходилось сообщать о голодовке на суде и во время свидания с адвокатами. Информация может пройти от других заключенных или когда они встретятся со своими адвокатами, или через их письма. Голодающего могут бросить и в штрафной изолятор, и в одиночную камеру, чтобы лишить контактов с другими заключенными.
Можно ли посоветовать заключенным пытаться начать голодовку?
Дарья Лосик говорит, что не может взять на себя такую ответственность и сказать, чтобы люди голодали: это стресс и для голодающего, и для близких заключенного. Она вспоминает, что когда пережила голодовки заключенного мужа, было очень страшно. Она боится представить, как Игорь выглядел после 42 дней голодовки, а он описывал свой вид так: кожа да кости, как у узника Освенцима. По мнению Дарьи, в нынешней ситуации главное все же сохранять психологическое и физическое здоровье.
Борозенко также говорит, что не может ничего советовать – благодарит Бога, что не знает тех границ, до которых теперь могут дойти силовики относительно заключенных. Но добавляет:
«Я понимаю, что если люди на такое идут в нынешних условиях, то это значит, что действительно допекло. Теперь, учитывая все обстоятельства, это действительно героический шаг».
АА/ММ belsat.eu
