Отучилась в Польше, вернулась на родину: как гомельская художница попала под уголовное преследование
Гомельчанка Марыся Тульженкова уезжала учиться в Польшу по программе Калиновского. Отучившись на художницу, девушка решила вернуться на родину, чтобы быть полезной в родном Гомеле: жить здесь, создавать что-то новое и способствовать культурной жизни города.
Но официальная Беларусь встретила девушку горячо: против Марыси возбудили уголовное дело за организацию массовых беспорядков. Как развивается дело? Не жалеет ли Марыся о возвращении? И почему именно она попала в поле зрения силовых структур?
«Если ты носитель белорусского языка, продвигаешь культуру – волей-неволей попадаешь в политический контекст»
– Я заинтересовалась белорусской культурой где-то в 2008-2009 году. Все началось прежде всего с моей заинтересованности белорусским языком, – рассказывает Марыся Тульженкова. – И с языком тогда было связано несколько открытий. Во-первых, была ее ценность, необходимость сохранения и актуальность языкового вопроса. Во-вторых, ее недооцененность: как белорусы понимают белорусский язык и нуждаются в нем. А третьим пунктом была политизированность языка. Причем прежде всего со стороны идеологической системы, а не общества. Ведь я приходила к белорусскому языку из-за его ценности для меня. Но так оказывалось, что если ты носитель белорусского языка, проявляешь заинтересованность белорусской культурой, то волей-неволей попадаешь в политический контекст. И уже тогда, в 2009 году, появилась с моей стороны конфронтация с силовыми структурами.
Первые подобные «конфликты» для девушки были абсолютно неосознанны. Ведь сложно было представить, что за распространение листовок, которые продвигают белорусскую культуру и идеи независимости, за культурные флешмобы и ивенты можно быть задержанной и попасть за решетку. В 2008 году Марию задержали, в ИВС она провела двое суток за распространение праздничных открыток ко Дню Воли.
– Идея моя была в плоскости культуры, языка, но приговоры были политически мотивированы. В 2012 году я получила письмо из ООН, где было написано, что меня признали политически пострадавшей, – говорит Марыся.
«Прямо говорили, что будут проблемы с вузом, если не прекращу своей деятельности»
Из-за общественной активности у девушки начались проблемы с обучением. В то время Марыся училась в Гомельском художественном колледже и планировала поступить в профильный ВУЗ.
– При «встречах» с представителями правоохранительных органов были разговоры напрямую о том, что у меня будут проблемы с вузом, если не прекращу своей активной деятельности в Гомеле. И после пары попыток поступить в Академию искусств, найти себя в высшем образовании, я уже решила, что это дело безнадежное, учитывая внимание к моей персоне.
Марыся Тульженкова долго и упорно добивалась возможности стать студенткой университета в Беларуси и не хотела уезжать из родной страны. Но в конце концов осознала, что надо идти дальше, развиваться и расти как профессионал хоть где-то: если не в Беларуси, то в другой стране.
– В Гомеле можно было дальше заниматься краеведческой организацией, разве что поменять немножко вектор и формат, но это все было не то, не способствовало развитию. И тогда я решила, что стоит воспользоваться возможностью, и в 2015 году выехала в Польшу по программе Калиновского и получила там высшее образование.
В поиске себя девушка сменила в Польше несколько вузов и получила степень магистра в направлении искусства СМИ. Но во время обучения Марысю не оставляли мысли о Беларуси: художница даже на чужбине продвигала культурные ценности нашей страны.
– С самого начала я там организовывала концерты, различные традиционные вечеринки, мастер-классы, связанные с ремеслами Беларуси, учила польских девушек и парней песням и танцам. Последним мероприятием был музыкально-визуальный концерт, где я использовала традиционные архаичные белорусские песни, задействовала медиа, сделанные через камеру и компьютер, пыталась соединить белорусскую традицию и современные технологии.
Время обучения Марыси Тульженковой подходило к концу как раз тогда, когда в Беларуси началась избирательная кампания 2020-го. И хотя Польша – прекрасная страна для жизни, а молодая художница легко могла бы найти там работу по специализации, сердце звало девушку домой.
– Окончательное решение, что я хочу вернуться в Беларусь, было принято накануне выборов. Не могу сказать, что я давно об этом думала, но решение приняла, когда еще не было этой всей политической ситуации в Беларуси, – рассказывает Марыся. – Я начала прислушиваться к тому, чего я на самом деле хочу, к интуиции, а не логическому мышлению, что да, действительно Польша более экономически развитая страна, больше возможностей для профессиональной самореализации, выше зарплаты и уровень жизни. Но встал вопрос, что для нас есть внутренней собственной потребностью. Я поняла, что для меня потребность – это миссия: продвигать универсальные ценности, хорошие, крутые вещи и наблюдать, как при помощи моей деятельности, какой-то активности меняется окружение, экосистема города, общество моего города.
«Я вернулась уже в совершенно другую Беларусь, которой не узнала»
Из-за коронавируса защита диплома затянулась до сентября. Марыся вынуждена была несколько раз ездить из Польши в Беларусь и обратно. И та страна, которую девушка увидела по возвращении, шокировала ее.
– Минуя весь тот ужас, который произошел после выборов, я вернулась уже в совершенно другую Беларусь, которой не узнала. Для меня это было такое уникальное переживание, так как я не думала, что возможны такие быстрые перемены сознания. Я упустила из виду какие-то социальные процессы в Беларуси, так как была больше сосредоточена на своей польской социализации, и произошедшее было для меня очень резким. Я увидела только результат трансформации сознания и ментальности белорусов. Для меня это было действительно шоком и такой эйфорией, которую редко переживает человек. И я мечтаю, чтобы оно быстрее вернулось: это ощущение, что ты в новом обществе с абсолютно адекватными людьми, с адекватным восприятием действительности и с планами на будущее.
Окончательно переехать домой Марыся Тульженкова сумела только после защиты диплома – в конце сентября. Гомельчанам это время запомнилось жестокими репрессиями, силовыми разгонами мирных митингов и гонениями местных активистов. Под раздачу попала и Марыся.
– Уже тогда появилось ощущение, что на нашу семью начинается охота. Возможно, этому поспособствовала моя активность и мое возвращение в Беларусь, потому что я была мотивирована вернуться, чтобы переживать эти события на родине. Возможно, сработали мои путешествия через границу и бэкграунд. И все вместе сложилось в головах правоохранителей в схему некоего «кукловода», а учитывая, что, скорее всего, в тот момент они имели приказ искать этих самых кукловодов, то стали искать и начали давить точечно по тем людям, которые могли бы соответствовать каким-то стереотипам. Охота на семью была заметной, так как у матери начались какие-то странные вопросы на работе, стали поднимать ее архивы, участковый приходил по месту моего проживания и интересовался мной регулярно.
Однажды в квартиру девушки постучали. Она увидела милиционеров: сказали, что пришли сделать обыск. На это имелась и санкция главного прокурора Гомельской области.
– Это было дело об организации массовых беспорядков 9-10 августа. При этом я отсутствовала в Гомеле в этот момент, и никаких доказательств на меня не могло быть. Получилось следствие наоборот: мы сначала обыщем, заберем технику, а потом найдем доказательства.
Когда Марыся спросила, что ищут милиционеры, ей ответили, что ищут большие суммы денег. Но в итоге у девушки на экспертизу забрали только носители информации: компьютеры, флешки, телефоны.
– Технику отправили на экспертизу. В моем случае, кстати, все было по закону: все было оформлено. Экспертиза длилась около двух месяцев. Технику вернули в статусе вещественных доказательств, то есть избавиться я ее не могу, например, так как ее могут в любой момент забрать для дальнейших оперативных действий.
Девушку поместили в ИВС в статусе подозреваемой по статье 342 («Организация массовых беспорядков»).
Через два дня так же внезапно Марию Тульженкову выпустили, но сразу составили протокол по статье 23.34, девушка получила 15 суток ареста.
– Было ощутимо, что на самом деле меня разрабатывали. Я узнала, что мое дело ведут семеро следователей: часть из отдела экономических расследований, часть из КГБ и часть из Следственного комитета. Наверное, у них был уже какой-то готовый план относительно меня, что я буду сидеть долго и упорно, но, учитывая, что доказательств не было найдено, решили дожать по 23.34.
Во время суда Марыся попросила ознакомиться с материалами дела и поняла, что основанием для обвинения стал снимок с плакатом, размещенный в СМИ.
– И до этого они не поленились, поискали видеозаписи: на тот момент я была на площади Ленина, в деле были скриншоты. Естественно, они не свидетельствовали о моем активном участии и желании нарушить закон, как это было в итоге сформулировано судьей. Я обжаловала это все, но, естественно, результата это не дало.
Уголовное дело против Марыси пока не закрыли. Недавно мать Марыси вызвали к следователю в качестве свидетеля.
– Мать по телефону сообщила, что она не собирается свидетельствовать, но ее все равно потянули туда и заодно меня вытащили по каким-то формальностям. Затягивают это все, но я так понимаю из намеков, что дело собираются закрыть относительно меня. Ведь мне кажется, мало кто даже там верит в то, что существовали какие-то организаторы беспорядков.
«Я трезво смотрю на ситуацию и не верю в то, что все это откатится назад, как считают наши идеологи»
Марыся Тульженкова из-за преследования со стороны правоохранительных органов так и не успела забрать диплома об окончании вуза. Не может сделать этого и сейчас, так как остается под подпиской о невыезде. Художница говорит, что пока сосредоточена на собственном эмоциональном состоянии и сохранении спокойствия. И хотя у нее много планов по продвижению беларушчыны, но реализовывать их не берется. Говорит, не настало время.
– Очень трудно говорить о каких-то идеях самореализации и каких-то новых начинаниях, так как в Беларуси сложная ситуация, определенный переломный момент. Поэтому трудно что-то планировать, когда все может рухнуть. Тем более в таком статусе, если такое внимание со стороны соответствующих органов.
И второй момент: любые формы борьбы, противостояния, солидарности, помощи другим, неповиновения – это все первичное. Я трезво смотрю на ситуацию и не верю в то, что все это откатится назад, как считают наши идеологи. Нет, это невозможно. Вопрос только во времени, сколько это будет длиться. Поэтому любая форма противостояния – это выражение своего несогласия, своей позиции, сейчас актуальна.
Анна Ващенко/МВ «Белсат»
