«Ожидание подвоха и чувство опасности». Жизнь в Могилевской исправительной колонии № 15
Публикуем вторую часть рассказа бывшего заключенного, который прошел через изоляторы Бобруйска, Гомеля, следственную тюрьму Могилева, а основной срок наказания отбывал в Могилевской исправительной колонии № 15. Наш собеседник рассказывает, как выглядит быт в белорусских пенитенциарных учреждениях.
Идет этап…
После приговора героя нашего материала этапировали из Бобруйского СИЗО № 5 в Гомельское СИЗО № 3. Этап, или путь из одного места заключения в другое, иногда становится не меньшим испытанием, чем изолятор или колония. Ведь это длится долго и в бесчеловечных условиях.
«Из Бобруйска в Могилев меня везли через Гомель. Из СИЗО до вокзала в машине, а там пересаживают в так называемый “столыпинский” вагон (вагон для перевоза заключенных. – Ред.).
На входе тебя шмонают. Сам вагон похож на обычный купейный: с одной стороны – коридор, с другой – ряд купе. Однако отделены они от коридора решеткой. В купе – полки в три этажа. Нас в одном купе ехало 24 человека. Под лавками внизу – личные вещи. На третьем ярусе едут «обиженные».
Ехали мы долго. Хотя расстояния между Бобруйском и Гомелем, Гомелем и Могилевом невелики, однако дорога занимала 6-7 часов. Иногда без возможности сходить в туалет. О еде тоже речи нет, однако можно было попросить принести кипяток, а иногда бывало, что его сами разносили “проводницы” в форме ОМОНа».
Могилевская тюрьма № 4: встречают «маски», жестко, с бранью
В гомельском СИЗО наш собеседник провел две недели в «транзитной» камере, а после этого очередным этапом его привезли в Могилевскую следственную тюрьму № 4. СИЗО № 4 УВД Могилевского облисполкома начало работу 29 мая 1979 года. Сегодня официальное название следственного изолятора – «Тюрьма № 4» Управления Департамента исполнения наказаний МВД по Могилевской области. Следственный изолятор сейчас входит в один комплекс с собственно тюрьмой – он имеет форму буквы «П», а у «подножия» этой буквы расположена тюрьма усиленного режима. СИЗО рассчитано на тысячу мест. Отношение к подследственным здесь иное, чем в Бобруйске, говорит наш собеседник:
«В отличие от Бобруйского СИЗО, тебя встречают “маски” – сотрудники в балаклавах. Обращаются на “ты”, с бранью, обходятся жестко. Видно, потому что ближе к России, соответственно, и менталитет такой. Там снова шмон, “баня” – все уже знакомое.
Поднимают в камеру. Тюрьма разбита на ярусы, которые почему-то называют “режимами” – первый, второй, третий “режим”. Что интересно, чем выше “режим”, тем легче условия. На первом “режиме” тебе нельзя прилечь днем, на втором ты иногда можешь это сделать, а третий – самый лайтовый, там ты можешь лежать хоть весь день. На третьем “режиме” камеры после ремонта, даже отделка более качественная. В то время как на первом – “конюшни” на 18–20 человек, “шканары” сварены неизвестно из каких материалов, все кривое. Но еда в Могилеве показалась вкуснее, чем в Бобруйске.
Особенность Могилевской следственной тюрьмы – дворики для прогулок располагаются на крыше (для узников собственно тюрьмы, а не СИЗО, дворики расположены внизу. – Ред.).
После суда попадаешь в камеру для осужденных. Если ты написал апелляционную жалобу, то ждешь ее рассмотрения – это 2-3 месяца. Как раз столько я там и пробыл. До последнего момента ты можешь не знать, в какой лагерь ты поедешь, даже родственники могут узнать раньше тебя.
В день этапа в колонию тебя забирают до отбоя: шмон, проверка документов. Часами до 5 утра держат в “стакане”, и потом – на этап. Поскольку меня направили в ИК-15 в Могилеве, то на этот раз обошлось без “столыпинских вагонов” – прямо на автозаке завезли».
Лают собаки, сотрудники бьют дубинками по автозаку: ИК № 15
«В лагере машина въезжает в специальный шлюз. Все максимально жестко. Лают собаки, по машине сотрудники бьют дубинками – вроде психологической атаки, чтобы ты понял, куда попал. Как правило, тебя там встречают самые “крупные” офицеры – мол, смотри, зэк, какие здесь большие дяди. Они же потом оказываются самыми нормальными людьми.
Процедура приветствия: пока тебе рассказывают, куда ты приехал, ты постоянно сидишь на корточках. Такие правила, видимо, чтобы ты не побежал, не ударил кого-нибудь, еще чего не сделал. Сидим гуськом, все, кого привезли: 5-6 человек – в “присяде пацанском”.
После шмона проводят в так называемый карантин. Там заполняешь бумаги, и тебя ведут на вещевой склад, где выдают одежду. Все не по размеру – что ботинки, что верхняя одежда, телогрейка.
В карантине остаешься от двух недель до месяца. Весь день – на улице, независимо от погоды и температуры. Там можно ходить, сидеть, убирать территорию – больше нечем себя занять. Пространство метров 50 в длину, и шириной метров 5, две скамейки и сушилка для одежды под навесом – нити натянуты. Туда можно одежду после “бани” повесить.
Тебя постоянно водят на какие-то лекции – то по телевизору, то просто приходит кто-то и зачитывает постановления таким медленным голосом, что сам засыпает от этого».
Что показывает телевидение колонии
«После карантина проходит распределение – начальники колонии и отрядов решают, в какой отряд ты пойдешь. Можешь сам попроситься, если имеешь какие-то пожелания. На “собеседовании” у тебя спрашивают, чем ты занимался на свободе, чтобы использовать твои умения на пользу колонии.
У каждого отряда – свое направление: деревообработка, мебель, шитье, хозяйственная обслуга – “баландёры”. Всего 18 отрядов. Каждый отряд – это отдельные двух- и трехэтажные бараки. Кто служил в армии, сможет себе представить, как это выглядит. Только если в армии без перегородок на этаже, то здесь перегородками отделены спальные помещения – их почему-то называют “кубриками”.
В отряде есть “ленкомната”, где зэки смотрят кино, – там стоит телевизор, скамейки.
В колонии есть свое телевидение – зэки новости выпускают раз в неделю: у кого сколько людей посадили в ШИЗО, в каком количестве забрали передачи или премировали внеочередным свиданием, посылкой и т.п. Иногда что-то смешное бывает. Есть оператор, монтажер, даже 3D-графику делают.
Конкурсы проводятся, спортивные мероприятия. Потом раз в неделю в своих новостях это и показывают. Фильмы какие-то крутят постоянно».
«По лагерю не можешь ходить один – только в составе колонны»
«Лагерь разделен на три зоны: промышленная – где работают, “промка” так называемая; жилая – бараки, где живут, еще там стадион есть – большая площадка, засыпанная песком, клуб, столовая. Отдельная зона – карантин, штаб, там же здание администрации и медпункт – “больничка”.
Передвигаться свободно по этим зонам ты не можешь – только в составе группы. Или на работу тебя выводят целым отрядом, или в “столовку”, или ты идешь по записи в “больничку” – также толпой собирают. Отдельно не пройдешь. Постоянно ходишь в колонне.
Каждый барак отделен своим локальным участком вокруг здания, 2-3 метра шириной, огражден металлическими решетками, сетями, наверху – “колючка”, и ты не можешь выйти из этого локального участка самовольно. Только если тебя куда-то вызывают или идешь по записи в клуб или библиотеку. В библиотеке много книг, и на белорусском языке есть, на немецком, английском.
В клуб тебя постоянно водят на лекции – показывают ролики о том, как хорошо жить на свободе, или о вреде алкоголя, наркотиков, коррупции.
День начинается с подъема в 6 часов утра. Уборка – весь отряд выходит на проветривание, а дежурные убираются в комнате. Во время проветривания можно чаю попить, заранее заварив, или позаниматься – поприседать, поотжиматься, поподтягиваться на турнике. Это все есть на твоем локальном участке.
Когда уборка кончается, отряд возвращается, берет ложки и идет на завтрак в столовую. После завтрака есть немного свободного времени – около получаса, чтобы собраться на работу».
Работа в колонии: холод, грязь, никакой техники безопасности
«Работа в колонии разная. Но преимущественно все занимались обработкой алюминиевых или медных кабелей. Кабели находятся в “оплетках”, и их нужно разрывать, чтобы вытащить металл. Нужно было обязательно выполнить свою норму – 6-7 килограмм. В конце смены все взвешивалось. Я так понимаю, дальше этот металл где-то продавался. А зэкам за работу платили 50 копеек в месяц. А алюминий и медь стоят нормальных денег за килограмм. Можно подсчитать, сколько сделают 120-150 человек и сколько это реально стоит. Есть работа, за которую платят больше, но туда так просто не попадешь.
Как правило, все цеха холодные, без отопления, нет никакого понятия о технике безопасности. Для работы тебе раз в месяц выдают тканевые варежки, которые сами же зеки и шили, молоток и нож, часто тупой – с помощью этих инструментов ты рассекаешь кабель, достаешь алюминий. Все это в солидоле или чем-то таком, грязное, воняет. Стоит ужасный шум, грохот от молотков. Условия ужасные.
Конечно, были травмы во время работы. Никто же не учит, как делать, – дали нож, молоток, кучу проводов, смотри, как делают другие и делай так же. Когда были травмы, забирали на “больничку”, перематывали палец или что они там ранили.
Работать приходилось, даже если ты попадал в ШИЗО – тебя выводили в соседнюю комнату, куда приносили кучу проводов, и ты должен был их чистить. То же самое, что на “промке”, но в одиночестве.
В остальном ШИЗО такое же, как в СИЗО, только что на большее количество мест. Там тебя переодевают в отдельную робу. Нары пристегиваются к стене. Там нет часов – время определяешь по моментам, когда дают есть. Попасть в ШИЗО можно было за любую мелочь – например, идешь курить в тапках и это заметили – поехал на 5 суток».
«Единственные светлые моменты – звонки родным раз в неделю»
«Часа три свободного времени имеешь после ужина. Тогда можешь или написать письмо, или починить одежду, поесть, или пойти посмотреть новости или фильм. Потом вечернее построение. После него и проверки – около часа времени, за который ты можешь пойти умыться, почистить зубы, приготовиться ко сну. Час это и занимает, так как на 150 человек – 6 умывальников. Все время очереди. Это был мой личный ад – я ненавижу очереди, а там ты повсюду стоишь в очереди.
Чтобы пойти взять свои продукты, нужно стоять в очереди – там есть отдельное помещение с двумя или тремя холодильниками, в которых ты хранишь свою еду в подписанном мешке. Чтобы взять нож и порезать колбасу – тоже очередь. Потом придется сдать нож – опять очередь. И так ежедневно.
Выходные – суббота, воскресенье и праздничные дни. Но в выходной – хозяйственная деятельность, уборка. Всех выгоняли на улицу, неважно, дождь или мороз, это никого не волновало. Дежурные оставались внутри, мыли все. Поэтому в жилых бараках чисто, ведь убираются минимум два раза в день – и это и сухая, и влажная уборка с мытьем пола, вытиранием пыли, подметанием.
Если говорить о самочувствии, то в колонии ты постоянно в стрессе, напряжении, депрессии даже. Единственные светлые моменты за все время – звонки родным 4-5 раз в месяц. И все. В лагере обычно мало с кем общаешься – максимум 2-3 человека. Почти все время ты пребываешь в среде, в которой должен быть постоянно собранным, в ожидании какого-то подвоха, с постоянным чувством опасности».
«Больничка»: даже с температурой можно не дождаться помощи
Отдельно наш собеседник рассказывает о медицинской части в колонии – «больничке», как ее называют заключенные.
«В “больничку” так просто не попадешь. Сначала нужно записаться в специальную тетрадь. Назначенный “зэк” собирает записи со всех отрядов, и на следующий день всех вместе – 80-100 человек – ведут.
В фойе “больнички” всю эту толпу запускают в клетку размером 2,5 на 4 метра. С обеих сторон от фойе – коридоры с кабинетами. Принимали два терапевта – один из них из своих, в форме, и женщина-врач “со свободы”. Она относилась к заключенным нормально, когда ты к ней попадал (а своей очереди можно было не дождаться и вернуться в отряд с температурой), можно было рассчитывать на более-менее квалифицированную помощь.
На втором этаже располагается стационар. Там 8 “кубриков” – палат и два изолятора – для тех, кто только что “заехал” или кого из ШИЗО доставили. Там было очень холодно. Но кормили лучше – давали масло, жареную рыбу, сырники, запеканки какие-то.
Персонал в “больничке” – те же самые “зэки”. Поскольку это “теплое” место, попадают туда по блату – например, родственники могут деньги на счет колонии перевести. Завхоз медчасти – тоже “зэк”, исключительно мерзкий человек. Так же, как и местный стоматолог, которого называли “доктор Зло”».
«Колония – модель белорусского общества в миниатюре»
«Серьезных болезней там не лечили. Если бы было что-то не то со здоровьем, и ты туда попал, это мог бы быть твой смертный приговор. Чтобы попасть в обычную “вольнячью” больницу, нужно было пройти через несколько кругов ада.
Когда приезжала “скорая” с воли, на въезде ее шмонали – и машину, и фельдшеров. И они могли просто не успеть оказать помощь.
Люди умирали. Как-то сам видел умершего – он лежал в коридоре на носилках, накрытый простыней. Вокруг спокойно ходил персонал.
Постоянного доступа к нужным тебе лекарствам ты там не имеешь. Если тебе родственники присылают медицинскую бандероль, чтобы получить свои же лекарства, нужно было записаться в “больничку”, отстоять очередь, получить под роспись 3-4 таблетки или витамины. Никто не позволяет тебе держать в тумбочке всю пачку.
В колонии я увидел модель белорусского общества в миниатюре. Такой же авторитарный режим и зэки, каким бы объединиться и отстаивать свои права, и так сложнее было бы влиять, ломать. А вместо этого – стукачи, мошенники, лицемерие, агрессия и очень мало добрых и честных людей».
Анна Гончар belsat.eu
