Внутри Игоря Банцера. Бывший политзаключенный – про Бога, бой с КГБ, беларусский язык, любовь и секс
О нем нужно писать без запятых, ведь космос Банцера не имеет знаков препинания. Но есть пробелы – их и заполняем. Игорь Банцер две недели как в Варшаве: черные очки, кепка, католические четки на запястье, спит в сквоте, ходит на кастинг, чтобы сняться в сериале в роли бандита, получил весточку от ГУБОПиКа, безумно влюблен, но заявляет, что секс – для слабаков, пьет кофе без сахара и признается, что есть только одно место, где ему некайфово. Там и встретились.
Правильный заголовок
«Ага, читал. Заголовок: «Игорь Банцер уехал из Беларуси». А я до сих пор говорю, что я выехал из Беларуси, а не уехал. Понимаешь? Это не то, что уехал с концами.
Я пока не могу перестроиться. Только вторая неделя здесь, а ощущение, что уже полгода. Вот такая перцепция у меня, потому что я привык в таком ритме жить.
Но правильный заголовок таков: «Игорь Банцер не в Беларуси». Я бы так сказал».
И первое интервью не в Беларуси дал по-русски
«Имею принципиальную позицию. В свое время был нигилистом, а потом стал космополитом. Долгое время сторонился этого слова, так как имеет немного негативную коннотацию. Теперь говорю, что я космополит – не имею какой-либо привязки к нациям, так как это все равно заканчивается плохо.
Говорят, мол, беларусский язык – часть беларусской идентичности. Нет вопросов, отношусь абсолютно позитивно. Только ты же не заставишь человека, если он не употребляет беларусского языка ежедневно, чтобы говорил на нем. Да?
Возьмем 2020 год. Классно! «Мы выйдзем шчыльнымі радамі…» Еще до протестов 9 августа задерживали Статкевича, Северинца, Тихановского. Аж не верилось, что такой может быть беспредел (красивое слово, да?). Потом пошли эти кадры с Окрестина. И что произошло в беларусском обществе? Мы боролись за длину БЧБ-флага! В Гродно – 300 метров, в Минске – 500. Но ведь речь была не об эстетике!.. Постояли на стеле. Как сказали власти, 200 тысяч. Как сказал человек, который там был, тысяч 500-600. Кто-то писал, что аж два миллиона. А где результат? Классная картинка, весь интернет в лайках – и все!..
В конце концов мы сейчас этот разговор на красивом беларусском языке где ведем? В центре Варшавы! Пожалуйста. И если говорить о националистическом нарративе, то поляки – одни из тех, кто беларусов держал в ярме, как говорят. Поэтому беларусский язык здесь сейчас для меня более принципиален, чем в Беларуси.
И мне непонятен концепт, когда украинцы, которые имеют военную травму и при этом отчасти по-русски разговаривают. Всем удобнее на русском. Ну так я не готов отказываться от каких-то рациональных факторов. Это удобно, мы привыкли к этому, мы живем в этом (правильно?). Едешь в такси с грузином – тоже по-русски понимает.
И я не считаю, что человек является меньшим беларусом, если он не говорит по-беларусски. Понимаете? А то выходит, что, если я не живу в Беларуси, то должен быть меньшим беларусом? Ну как это? Я не готов такие мерки примерять».
Анархист, панк или космополит?
«Псих, старый идиот, хайпажор, дебил, как написал мне уже ГУБОПиК. Дебил, понимаешь?
Я всегда говорю, мне нравится, когда прежде всего меня характеризуют как человека с большой буквой Ч. А уже дальше я могу быть агрессивным белым цисгендерным мужиком, радикальным скинхедом-антифашистом, хорошим отцом, мужем, который предавал жену с юной любовницей, человеком, плюющим в людей на улице или помогающим бабушке перейти дорогу, могу последние деньги отдать нищему, а могу сам ходить и просить, как тебя сегодня, чтобы проставил мне кофе на веганском кокосовом молоке, понимаешь? Я на вайбе!
Самое главное, и я всем всегда это повторяю, чтобы у тебя счет совести всегда сходился. Если ты вечером, трезвый (надо быть трезвым!) ложишься спать, засыпаешь и, например, просыпается что-то внутри, во что я не верю, но якобы оно есть, то бишь совесть, и что-то выскакивает, выстреливает, то, холера, ты что-то сегодня учудил. И надо думать, что не так.
Так вот: я сплю просто отлично. На Окрестина хотел страдать – и не мог. Ведь засыпаю и думаю: ну где и что я сделал не так в жизни? И ничего не выскакивает. Возле меня бомжи, миллионеры – полный спектр: рестораторы, программисты, банкиры, священники, артисты, музыканты… Прекрасное место, и я там думаю, что должен страдать, а не могу.
Пуха накинуть, как говорят, может каждый. Нацепить фанаберистые игрушки, татуировки, но нужно оставаться человеком.
Многие не видят этого во мне, учитывая мой бэкграунд, мои интервьюхи экспрессивные, мои песни агрессивные и радикальную позицию. Но я, в конце концов, тоже человек и имею эмоции. И думаю, что нужно оставаться человеком в каждой ситуации. А потом уже нас Бог – или кто там – оценит. Главное, чтобы не беларусское правосудие. Лучше Бог. Понимаешь? Если уже выбирать.
Поэтому я говорю: Банцер в первую очередь человек. Во вторую – человек мира. А потом – все остальное. Это к вопросу, что мне везде кайфово: и на Окрестина, и в сквоте, и в отеле 5-звездочном».
Есть ли место, где Банцеру некайфову
«Мне? Говорю это всем людям, которые видят меня впервые, и людям, которые знают меня по каким-то сплетням, и людям, которые на меня очень аллергически реагируют. Дорогие мои люди, Вы говорите, что вам неприятно и неловко из-за того, что здесь пришел Банцер и требует какой-то активизм, концерты, движняк, какие-то дела. Вам это давит на мозг. А вы подумали, что мне на самом деле тяжелее всех с Банцером, ведь 42 года уже с ним живу?
Поэтому говорю: единственное место, где мне неудобно и некайфово, – это внутри моей головы. Ну, извини.
Поэтому и хочется засыпать в самых ужасных условиях, бесчеловечных, которых никому не пожелаю, даже врагу. Но и там я не вижу за собой какого-то смертного греха. Это классно, но это очень трудно.
…Впрочем, как поет моя любимая группа «Mister X»,«действовать надо четко и быстро, нужна не рефлексия, а рефлексы». Вот и все».
О чем молишься на четках?
«Слишком интимный вопрос… Я не молюсь.
Я сидел с отцом Богомольниковым. Камера на 4 человека, а нас там 18 или 19. Я сижу, и он сидит, и у нас с ним разговоры. Он – с точки зрения доктрины религиозной, а я – агностицизма. И мы говорим о жизни. Понимаешь? В камере на Окрестина в сентябре 2022 года.
И я сейчас об этом рассказываю, а меня аж мотает. Мурашки по телу.
Смысл в чем? В том, что у меня нет религиозности в формате институциональном – крестом лежать, челом биться, самобичеваться. Мой формат таков, что я верю в высший разум, высшие существа, рептилоиды там или зеленые человечки, знак какой-то на небе или антропоморфного седого мужика, которого на иконах изображают, да неважно, во что…
Перед отъездом я начал переписываться с футбольным фанатом «МТЗ-РИПО», которого посадили на 10 лет в 2015-м, когда делали зачистку. Да, Илья Воловик. А почему начал? Встретился до этого с одним знакомым, тоже засвеченным в околофутбольной теме, и он мне говорит: ты знаешь, Воловик там в религию уже ударился! Человек, который на свободе, в Минске, у которого все классно в этой действительности, смеется над Воловиком, который 7 лет в тюрьме и которого посадили ни за что! И я начал с ним переписываться на религиозные темы.
Поэтому с этим нет проблем. Если человек видит для себя даже не спасение, – давайте без религии! – а этот ориентир, чтобы в том мраке и мракобесии, в этой блевотине повседневной жизни не захлебнуться, и для него это – свет, Бог, религия, то почему нет.
Я тоже сидел. И первое, о чем попросил жену, – передай мне четки. В 2020 году. И если кто-то из моих знакомых атеистов – ну, знаете, левая сцена – спрашивал, ты что там, с четками уже, то я говорю: нет, я на прежней теме, но должно быть что-то, за что зацепиться, чтобы тебя не понесло, чтобы не поехать головой.
А сидел я в гродненском централе и видел ситуации, как людям крыша рвало. И поэтому слушайте, мое отношение к религии не меняется. Раньше спокойно ходил в костел, жена у меня религиозная, и детей я крестил, и брак церковный, но в определенный момент почувствовал, что этой институции я не нужен.
У меня была иконка от моей хорошей знакомой, и у меня кто-то ее украл на «химии», мои четки из тюрьмы не помню где, кому отдал. А эти четки от жены, ей из Вифлеема кто-то привез. И теперь с ними ношусь.
И не забывайте, что это часть какого-то эпатажа. Но главное, я говорю, – знать, кто ты внутри».
Чувствуешь себя немцем внутри? Банцер – немецкая фамилия
«Хороший вопрос на Дзяды. Когда-то в свое время с историком Владимиром Орловым разговаривал на этот счет. Он сказал: это неоднозначно, что фамилия немецкая. Здесь и еврейские коннотации имеются. Сказал, что и татарские могут быть. Ну классно.
В любом случае я говорил постоянно об определении «тутэйшыя», которое кто-то считает позорным.
Так вот, мои предки – «тутэйшыя». Из тех мест, которые поляки называют «крэсамі ўсходнімі», беларусы – Западной Беларусью. Отец – из-под Волковыска, а мать – из окрестностей Новогрудка. Все – здесь, и деды, и прадеды, до четвертого колена, глубже не знаю. Прадед по матери был гастарбайтером, ездил в XIX веке на Урал зарабатывать деньги. Он плотником был, на все руки мастер, очень крепкий парень – за передние ноги коня мог поднять. Заработал много денег, но трудно было золото тянуть назад, то вшил его в один пояс, а остальные «екатеринками» привез. Ну а потом – революционные изменения, девальвации, 1917-й. Я помню, как мы, малыши, в 1980-е играли царскими деньгами в фантики.
И это трагедия. Ведь если бы не 100 рублей, а 10 червонцев золотых привез, то был бы я теперь королем мира.
У матери была фамилия Алешкевич, а по деду – Сороки. Все свое, все родное. А Банцер всплыл, когда отец со своих Вереек на Волковысчине приехал. Откуда там Банцер взялся, я не знаю, отец – тоже. Мой батя такой же мечтательный, как и я».
Действительно ли отец служил в МВД
«У него были все эти эксцессы в 1970-е: длинные волосы, клеши, был такой весь «контр». Его родители рано умерли, была травма, он в 20 лет был в Минске уже, самостоятельный. Как я понимаю, тоже бунтовал.
Учился на инженера, военная кафедра там была, а потом был выбор, и он выбрал армию, работал инженером тыла. А потом, когда Беларусь стала независимой, его подразделение перешло к МВД. И он перешел, но роль была чисто техническая, как строителя-тыловика.
В Гродно его знали. В середине 2000-х меня периодически садили на сутки. А потом с Анджеем Почобутом в журнале «Magazyn Polski», не помню который год был, опубликовали статью о новом здании РОВД с изолятором временного содержания. И было о том, что я сидел в изоляторе, который построил мой отец.
Как отец реагировал? Ну, у нас с ним очень тяжелые отношения. Ему сейчас 70 будет. С 16 лет постоянно какие-то проблемы. Когда сидим и не разговариваем – все классно, а когда начинаем говорить – через пять минут – гражданская война.
И теперь, перед тем как выезжать, прислал ему СМС, ведь неизвестно же, когда вернусь, я же не такой оптимист, как другие. Пишу: слушай, давай встретимся, поговорим чисто по-мужски, без истерик. А он в ответ: «Я тебе уже все сказал». А я же хотел человеку в глаза посмотреть, потому что не знаю, когда вернусь. Думаю, что это надолго. Может, навсегда. Но сделал все, что мог».
А говорил: в Беларуси так здорово, что буду сидеть и никуда не уеду
«Я не говорил, что буду сидеть, я говорил, что готов. Чувствуешь разницу?
Смысл в чем? Буквально вчера встречался с крутой девушкой, фамилию пока не могу озвучить. Была волонтером, посылки посылала всем, ее посадили сначала на 10 суток, выпустили под подписку, на поруки и залог 2 тысячи баксов. 58 томов на нее нарыли, адвокат говорил – минимум на 10 лет. И вот эта женщина весом 55 кг по Неману плыла в Литву. И она говорит мне, что не готова сидеть 10 лет в тюрьме в Беларуси, так как больше сделает на чужбине. И я ей говорю: я тоже.
В 2020 году я действительно знал, что готов сидеть. Был готов, что дадут три года. Ну, такой романтик был тогда. Вот, думал, с политзаключенным Николаем Дедком «сошьют» какую-нибудь сеть общебеларусскую и дадут три года. Ну не пять же! И был готов сидеть. И мне дали эти полтора несчастных года, чтобы я катался-мариновался.
Сейчас 2022-и, и мы разговариваем в Варшаве. Я думал, что не выйду из ГУБОПиКа на Революционной 3. Потому что полковник ГУБОПиКа Центрального говорит мне: «Вы не беспокойтесь за гродненскую милицию – сейчас мы вами занимаемся». И это как бы…
И думаю, что, если некого садить, а есть такие персонажи, как Дарья Лосик, Анастасия Лойко, Паша Можейко и я, то интересно, что такое для меня готовит ГУБОПиК, эти силовики, кто я там буду.
А потом задаю себе вопрос: мне разве интересно это проверять? Может, я смогу без этого как-то прожить? Поэтому накрутил хвост и свалил. И теперь они пишут, что я дебил. Ведь до последнего не верили, что я свалю.
Короче, назовите меня слабаком, но я называю это рациональным выбором. У меня была такая игра – КГБ против Банцера. Этот раунд, очевидно, выиграл КГБ. Но война не закончена. Главное, что мы живы и, значит, еще поборемся».
Кто должен представлять интересы беларусов и, в частности, Банцера
«Серьезный момент… сейчас позвоню Чарли, с ним меня вчера обыскивали в парке польские полицейские, и из-за этого мы опоздали на ночь поэтов (созванивается, договаривается о встрече). Чарли был в полку Калиновского, его два раза контузило. И я не хочу, чтобы Чарли возвращался туда.
Теперь отвечаю на вопрос. Полк имени Калиновского заявил о своей политической силе, хотя является частью ВСУ – армии другого государства, как я понимаю. И тогда – исторический экскурс: то Советы нам мешали, то панская Польша, то кайзеровская Германия. Украинцы нам, конечно, братья, но если вооруженное подразделение армии другого государства будет представлять беларусский народ – ну камон, я же из Гродно, и мы помним, чем закончилась БНР…
Полк Калиновского – это классно, представители в Литве были, пусть катаются, тусуются. А я скажу, и это мое беларусское политическое завещание: я буду голосовать за Марию Колесникову на президентских выборах. Остальное меня не интересует.
Я борюсь за общечеловеческие и трансцендентные ценности. Колесникова – мой кандидат, и об этом мне важно сказать».
Почему не снимаешь черных очков
«О-о-о!.. Короче. Концепт такой: я считаю, что я слишком классный, и мой генофонд пропадает. У меня первый сын классный, ему 18 уже. Я воспитывал, но жена у меня его забрала. У меня классные дети от второго брака, но меня опять отрубили от воспитания.
А потом у меня, знаешь, случилась любовь…
Ну, я полиаморал. Есть такое понятие поиамория. Это такой эвфемизм для бл…тва, ну, если можешь со всеми налево-направо. Но на самом деле это немножко другое. И я в 2020 году влюбился, ко мне пришла свежая любовь.
Весной еще. Просто увидел человека в «Нестерке» гродненской. Какие-то движняки, разборки, иду, заряжен, какие-то хипстеры вылазят, я на людей не смотрю, просто сканирую – и бац, вижу глаза… Прошел мимо, пофиг, а потом выхожу из этой «Нестерки» и думаю: «А что это было?»
А через месяц думаю: встречусь по бизнес-делам. А это девушка, которую я знал, разные тусовочки там, но не знал, оказывается. Что-то написал, зашел в офис. А против меня уже начались гэбэшные провокации, отношения с родителями, плюс жена моя несчастная. А тут я увидел эти глаза – и просто ожил, и все. Такое топливо было! Такая любовь.
И я начал носить очки, чтобы люди не видели, что я не могу себя контролировать.
Она говорила: надо бежать. Я говорил – буду стоять до конца или сидеть. И я поехал сидеть, писал ей, что в тюрьме разведусь, а «ты приедешь и мы поженимся». Будет такая тюремная романтика. А потом выйду через три года – и Гродно будет «сквірчэць». А она мне в ответ, что ей не нравится такая романтика. Дождалась, я вышел, после сухой голодовки съездил в больницу, очухался немного и был у нее. Она снова: надо ехать. А я – нет, пойду сидеть. И пошел сидеть, а она уехала из страны, так как ее тоже уже травили. И я был счастлив, что она поехала. Потом, еще до войны, приехала в Варшаву. Я с ней год не виделся, не хотел человеку мешать…
А очки остались как часть имиджа и стиль. И теперь я просто говорю, что мне не хочется смотреть людям в глаза, чтобы они меня никак не интерпретировали. Человек в голове имеет свою картинку Банцера, а если будет еще в глаза мне смотреть – понимаешь, что начнется?
Нет, с девушкой здесь не встречаемся. Ведь это очень больно. Для нее – наверное, и для меня. Я не могу ничего ей дать. Увидим, что дальше будет. Главное, что я выжил и я не в тюрьме. А она – часть моей жизни, и не могу сейчас никуда от этого уйти. И это ужасно. Так хочу ее видеть, но камон, это только моя хотелка. И она знает об этом».
И что с генофондом
«У нас секса не было, чтобы ты понимал. Все было по Платону. Я просто в шоке: такая любовь.
И когда я не свалил в 2020 году с нею, когда в 2021-м сказал, что пойду сидеть, у меня было ощущение, что я ей изменил, понимаешь? Ведь она ожидала, что возьмем рюкзаки, возьмемся за руки и свалим из этой действительности. Поэтому сейчас я здесь, она тоже где-то здесь. И само понимание того, что у нее все классно и что я тоже не сижу, меня «качает». Ведь знаю, что лучи позитивной энергии туда залетают, и это ко мне возвращается.
И да, я не люблю секс. Я против секса. Считаю, что секс – для слабаков. У меня секс – чистая прокреация [полонизм, «продолжение рода». – Ред]. Поэтому, когда увидел ее, сказал: «Хочу двоих детей от тебя. У нас будут классные дети». И дети будут у нас чудесные».
Банцера изменила любовь?
«У нас слишком много ненависти было. В 2020 году я спрашивал: как вы хотите ненавистью побеждать? Они, милиция и так далее, бьют людей, травят, сажают, репрессии – так надо предлагать им позитивную повестку.
Я раньше тоже был агрессивным, мы делали много вещей некрасивых. И теперь агрессивным бываю. Но в это время и в этом пространстве, где я сейчас, не хватает любви, это однозначно. Я благодарен Лявону Вольскому, который пригласил меня к участию в клипе с Маргаритой Левчук, песня «Палон» классная. И это смешно выглядит: я щербатый, поломанный нос, татуированый, мой бэкграунд, но я говорю: только любовь спасет нас.
Я был молод, глуп, что в это не верил, но теперь это чувствую. Всех люблю. И это, может быть, странно звучит из моих уст, но из-за этого не становится менее правдивым.
Понимаешь, всех люблю, и только любовь меня «качает», и только благодаря этому я выжил, потому что иначе… Поэтому всех призываю выдохнуть и посмотреть на друг друга с любовью. По-братски и по-сестрински, уже не говорю там о каких-то физиологических моментах. Это странно звучит из моих уст, абсолютно понимаю.
У меня была история с матерью. Говорю после освобождения: мама, почему я выжил? Бог знает? Мама говорит: «Я знаю». Понимаешь? Она знает то, что знает только Бог. И поэтому мы здесь разговариваем сейчас, и очень классно.
«Хорошо, что снова к матери вернулись. Точка?» – «Точка».
Сообщение вдогонку: концентрация женщин
«Дмитрий, нас опять полицейские красивые проверяли, еще красивее, чем вчера. Вот только что. Такая концентрация красивых женщин в Варшаве, что я такого не видел никогда в своей жизни: беларуски, украинки, польки – самые красивые. Это к твоему вопросу о женщинах. Спасибо, на связи!»
Дмитрий Мирош / АА belsat.eu
