Белорусский генпрокурор отчитался о том, что заведено 4200 уголовных дел, связанных с «экстремизмом и терроризмом». Следственный комитет сообщил, что возбуждено почти 4700 уголовных дел, связанных с протестами. По словам генпрокурора, «в суды направлено 803 уголовных дела в отношении 1116 человек, рассмотрено 704 уголовных дела в отношении 955 лиц». Инициатива Dissidentby сообщает, что политзаключенных – 887, «Вясна» – что их 599. О чем на самом деле говорят эти цифры, и что значит ставший привычным термин «политзаключенный»?
В 1961 году основатель правозащитной организации Amnesty International Питер Бененсон предложил использовать словосочетание «узник совести». Оно должно было привлечь дополнительное внимание к людям, которые лишены свободы за то, что ненасильственно выражали свое мнение либо принадлежат к определенному меньшинству, религиозным или политическим движениям.
С тех пор Amnesty стала одной из самых известных международных правозащитных организаций, и за последний год признала «узниками совести» в Беларуси, например, Сергея Тихановского, Марию Колесникову, Николая Статкевича, Игоря Лосика.
Самый известный список политзаключенных ведет Правозащитный центр «Вясна», хотя под признанием того или иного человека политзаключенным подписываются сразу несколько правозащитных организаций. Еще один список самостоятельно ведет инициатива Dissidentby.
На сайте «Вясны» есть руководство по определению понятия «политзаключенный». Оно было принято группой правозащитников из Азербайджана, Беларуси, Грузии, Литвы, Польши, России и Украины в 2013 году, и с тех пор используется организациями этих стран.
Признание узником совести или политзаключенным напрямую не влияет на решения Совета Европы, ООН или других официальных международных институций, хотя они обычно следят за мониторингами. На основе докладов правозащитников они могут, например, принимать резолюции с требованием немедленно освободить или пересмотреть дела тех, кто признан политзаключенными.
Статус политзаключенного также привлекает внимание общества к уголовному делу, снимает с человека клеймо «уголовника», помогает собрать средства для оплаты услуг адвокатов, передач и поддержки семьи.
Количество политзаключенных в динамике – неплохой показатель того, что на самом деле происходит в стране в том числе с правами человека. Так, в Беларуси в мае 2020 года было трое политзаключенных, в октябре их количество превысило 100 человек, теперь – 599.
Откуда берутся эти числа?
Правозащитникам сначала нужно получить информацию о том, что кого-то лишили свободы по вероятно политическим мотивам – те, кто людей свободы лишает, достаточно неохотно делится такой информацией. Волонтеры мониторят СМИ и социальные сети, но туда попадают далеко не все случаи. Родственники или друзья потенциального политзаключенного также могут сообщить «Вясне» о задержании.
Иногда же такая заявка приходит правозащитникам уже из мест лишения свободы, где человек от коллег по несчастью узнает, что можно отправить материалы своего дела на экспертизу.
На что смотрят на экспертизе?
Во-первых, человек должен быть лишен свободы. Под этот критерий, помимо содержания в СИЗО и колониях, подпадают домашний арест и химия. А «домашняя» химия и подписка о невыезде – уже не подпадают.
Во-вторых, мотивы, из-за которых само уголовное дело появилось. Они все-таки должны быть политическими. Бывает много другой несправедливости: например, отжим бизнеса, фабрикация дел по причине личной неприязни или желания получить новую звездочку на погоны. Каждый такой случай заслуживает внимания и СМИ, и правозащитников, но все-таки политическими заключенными попавших под эти катки назвать нельзя.
В-третьих, в ходе следствия и суда должно стать понятно, что право человека на справедливое судебное разбирательство нарушено.
Например, провели экспертизу, которая подтверждает невиновность человека, а суд ее не принимает. Или судья считает более весомым доказательством рапорт милиционера, чем, например, видеозапись. Или же человек оговорил себя в результате пыток.
В-четвертых, не могут быть признаны политзаключенными те, кто совершил насильственные действия (кроме необходимой самообороны и в случае крайней необходимости), а также разжигающие ненависть и вражду, хотя их права на справедливый суд и свободу от пыток также должны быть соблюдены. И даже те, в отношении которых есть сомнения, совершали ли они насильственные действия, находятся в«листе ожидания» у правозащитников, как минимум до приговора в первой инстанции – даже там, где есть обвинения в насилии, далеко не всегда появляются доказательства того, что насилие действительно было.
Иногда следователи квалифицируют уголовные дела по более тяжелым категориям (например, «терроризм» вместо «хулиганства»), а судьи назначают очевидно слишком большое наказание, если сравнивать с тем, как те же статьи применяются в «неполитических» делах. Люди, с которыми это произошло, тоже входят в список политзаключенных, но в их отношении правозащитники призывают не к немедленному освобождению, но к пересмотру дела с соблюдением прав подсудимых.
Информация по каждому человеку рассматривается отдельно. Это обычно занимает меньше времени, когда речь идет о тех, кто давно занимается общественной деятельностью и никогда не был замешан в насильственных инцидентах. Если же речь идет об активистах, которые впервые появились на радарах правозащитников в прошлом году, экспертиза может идти дольше. Но критерии для тех и других активистов – абсолютно одинаковые.
И все-таки, как так вышло, что генпрокурор отрапортовал, что заведено более 4 тысяч экстремистских уголовных дел, а людей, признанных политзаключенными, – в пять, а то и семь раз меньше?
Во-первых, заведенные по политическим мотивам дела не только экстремистские. Например, Егор Мартинович и Андрей Скурко из «Нашей нивы» обвиняются в нанесении имущественного вреда за якобы неоплаченные 3,5 тысячи рублей за электричество. Их держат в СИЗО.
Во-вторых, часть дел из числа «экстремистских» заводится в отношении неопределенных лиц: сидел себе следователь в интернете, листал Twitter, а там пользователь Иван Иванов оскорбил милиционера – вот ему и уголовное дело, в котором подозреваемые так и не будут установлены, но вполне могут появиться свидетели, у которых можно будет проводить обыски.
В-третьих, часть подозреваемых успела выехать из Беларуси, еще часть – находится под подпиской о невыезде, часть уже приговорили к «домашней» химии, кто-то уже отбыл наказание и освобожден. Их можно найти в списке фигурантов политических уголовных дел, который также ведут правозащитники, и сейчас в нем находится порядка 1400 человек. Часть дел находится у правозащитников в листе ожидания – до выяснения важных для экспертизы обстоятельств. О части дел общественности просто не известно. А оставшиеся как раз и входят в список политзаключённых.
В-четвертых, какие-то дела заводятся сразу по несколько штук на человека – в списке политзаключенных можно найти людей, у которых пять статей, часто такие дела объединяют в одно, но могут и не объединить.
Например, у Полины Шаренды-Панасюк сразу было три дела. Или в марте Следственный комитет сообщал, что из «дела Тихановского» ранее выделили девять уголовных дел в отношении 25 человек, и в одном уголовном деле с Тихановским осталось пять человек.
Получается, из количества уголовных дел, о которых рапортуют силовики, невозможно сделать вывод о том, сколько на самом деле в Беларуси политзаключенных. ПЦ «Вясна», по сути, дает минимальную оценку: политзаключенных точно не меньше, чем в их списке. А насколько больше – никто на самом деле не знает.
Еще один список ведет инициатива Dissidentby, цель которой – в первую очередь, в поддержке каждого попавшего под репрессии – в том числе тех, кто находится на свободе, хотя и обвинен по политическим мотивам.
Dissidentby ведет свой список параллельно списку «Вясны», и частично они совпадают. Но Dissidentby исходит из того, что в Беларуси нет ни независимого суда, ни независимой адвокатуры, ни механизмов защиты прав человека, и поэтому поддерживать надо всех, в чьих уголовных делах прослеживаются политические мотивы. Каждый желающий может стать «хранителем» политзаключенного – быть на связи с его семьей и помогать в возникающих проблемах.
Помочь людям, которые оказались под уголовным преследованием, можно независимо от того, есть они в списке политзаключенных или нет. Помощь, которая нужна – это не только письма и деньги: у «Вясны» есть специальный специальный дайджест о том, как можно помочь, становитесь хранителями на Dissidentby и предлагайте свои способы поддержать тех, кто находится в беларусских тюрьмах.
Юлия Архипова / Белсат
