Символом трагедии и героизма украинцев, а также позора и преступлений россиян во время войны в Украине стал Мариуполь. Полномасштабная блокада города началась 1 марта и вылилась в настоящую гуманитарную катастрофу и трагедию не только Украины, но и мира. Мы собрали истории мариупольцев о том, как умирает их город под обстрелами россиян с воздуха, земли и моря. Контакты героев есть у редакции.
Почему Мариуполь настолько важен для России
Мариуполь – ключ к военной кампании России в Украине. Здесь можно назвать несколько важных факторов.
Во-первых, Россия стремится обеспечить сухопутный коридор между Крымом и Донбассом. Российские войска продвигаются с Крымского полуострова на северо-восток, и на их пути стоит Мариуполь.
Во-вторых, Мариуполь – центр экспорта украинской стали, угля и кукурузы, которые идут покупателям на Ближнем Востоке и за его пределами. Потеря Мариуполя станет серьезным ударом по украинской экономике.
В-третьих, пропаганда. В Мариуполе базируется батальон «Азов», признанный террористической организацией и запрещенный в России. И хотя более радикально настроенные бойцы «Азова» составляют небольшую часть боевых сил Украины, это дает России основания заявить своему населению, что российские солдаты отправлены воевать в Украину, чтобы лишить ее неонацистов.
И последнее в перечне, но не по важности: взятие Мариуполя позволит Кремлю показать своему населению, что Россия достигает целей и прогресса в Украине.
«Бог оставил Мариуполь. Он испугался всего, что увидел»
28 февраля
В портовом городе Мариуполь, где украинцы пытаются отразить наступление россиян, в воскресенье в городскую больницу приехала машина скорой помощи с девочкой, смертельно раненой в результате российских обстрелов.
Она была бледной. Каштановые волосы были затянуты резинкой. Окровавленные пижамные брюки украшены мультяшными единорогами. Ее привезли вместе с раненым отцом, с окровавленной и перевязанной головой. Врачебная бригада накачивала ей грудь, отчаянно пытаясь оживить. Ее мать стояла у машины скорой помощи и плакала.
«Веди ее! Вытащи ее! Мы можем это сделать!» – крикнул работник больницы, подсунув каталку к машине скорой помощи.
Девочку завезли, а врачи и медсестры сгрудились вокруг нее. Один сделал укол. Второй пытался оживить ее с помощью дефибриллятора. Медсестра заплакала. Доктор в синих врачебных скрабах, накачивая в девочку кислород, смотрел прямо в камеру.
«Покажите это Путину, – сказал он сердито. – Глаза этого ребенка и плач врачей».
Девочку спасти не удалось. Доктор осторожно потянулся к ее лицу закрыть глаза.
Тело оставалось в комнате, прикрытое яркой курткой в крови.
6 марта
Вторая подряд эвакуация из Мариуполя не состоялась. Гуманитарная помощь тоже не доехала. Моя бабушка пережила Вторую мировую войну, когда была ребенком. Переживет ли она это?
Почти неделю у них нет света, тепла, воды, связи и еды.
В таких же условиях семья моей сестры с двумя детьми, девочками трех и восьми лет. И еще 10 человек родственников и друзей, которые оказались запертыми в своих домах без связи друг с другом и без надежды на спасение.
Снимок молодых супругов из Мариуполя с убитым полуторагодовалым младенцем прилагать не буду.
8 марта
Моя соседка сказала, что Бог покинул Мариуполь. Он испугался всего, что увидел. Об этом она сообщила неделю назад, а позавчера перед самым нашим отъездом прибежала в наш отсек в подвале с сообщением, что горит дом, через один от нашего. «У него какое-то странное оранжевое пламя, – сказала она. – Я никогда такого не видела. Молитесь, девушки».
Ежедневно в Мариуполе мы ожидали, что все улучшится. Мы верили, что война вот-вот закончится и все будет по-прежнему. Неделю назад мы еще выходили во двор. Однажды между бомбардировками поехали в Красный Крест на улацу Торговую. Дочь моей подруги недавно родила сына. Его назвали Никита, он жил в подвале. Во двор мы его почти не выносили из-за бомбардировок, и недельный ребенок не видел солнца совсем.
Мы поехали в машине подруги с надписью «Дети». Эта надпись ни от чего не защищала. По дороге нам встретилась такая же машина, с такой же надписью, только разбитая и обгоревшая. В нее попал снаряд, она стояла на правой полосе. Ехать было очень страшно. Но некоторые дома еще были целы. Еще не разбили роддом, не погиб муж моей коллеги, в нашем районе ходили одинокие прохожие.
Улицы, куда мы приехали, больше не было. Там были руины. Вместо большого магазина – огромная яма. Вниз от нее – ни одного целого дома. Я не узнавала этой часть города. Люди, которые разбирали завалы, сказали, что накануне днем сюда упала авиабомба. Ребята из Красного Креста собирали стекло. Девушка была удивительно спокойна и на мой вопрос, как она, ответила, что все хорошо, и улыбнулась. Это было так странно. Мы не улыбались уже много дней.
Ни смеси, ни памперсов там не было. Нам сказали, что их передали в роддом. Мы решили пойти туда завтра. Заместитель отделения, врачи и медсестры жили там круглосуточно, не ходили домой. Во-первых, было опасно, а во-вторых, не было замены. А женщины рожали. Без света и воды, в холодном родильном зале и под бомбами. Когда в отделении закончилась еда, медики стали отдавать роженицам свои запасы. Все, что у них было. Главный врач приносил бутерброды с сыром и колбасой. Хлеба не было. Его просто негде было купить. Вообще ничего нельзя было купить. Сначала магазины были закрыты, потом их стали грабить.
Не было ни одной аптеки. Их тоже ограбили. Мои таблетки для сердца кончались, впереди маячила суровая альтернатива: погибнуть от снаряда или от остановки сердца. Помогла незнакомая женщина, соседка наших друзей. Кажется, ее зовут Лена. Она отдала часть своих лекарств. Бесплатно.
Когда у людей закончилась вода, пошел снег, потом дождь. Мама говорила: «Нам помогает природа». Стреляли по нашему району тогда не так интенсивно, и возле подъездов собирались две категории соседей. Одни готовили еду на костре, другие с ведрами стояли под водосточными трубами.
Мы тогда еще разговаривали друг с другом. И я узнала, что на угол одной из улиц ежедневно привозят воду из Горводоканала. Возит ее в огромной бочке обычный мариуполец по собственной инициативе. Он приезжает каждый день, а потом стоит под обстрелами и наполняет баллоны людей бесплатной питьевой водой. Люди периодически убегают оттуда, когда сильно стреляют и делается опасно, ругаются в очереди, а водовоз молча наполняет им баллоны.
Я не знаю, как зовут этого человека, и надеюсь, он выберется из ада живым. Ведь очень хочется, чтобы он прочитал эти строки и услышал мою благодарность, которую я ему тогда сказать не успела.
«Интересно: на скольких балконах лежат мертвые тела?»
10 марта
В Мариуполе люди объединяются. Рубят городские деревья и готовят еду на кострах. Собирают дождевую воду. На эвакуационные коридоры уже никто не надеется. Сегодня сорвался четвертый, кажется.
Нет ни света, ни воды, ни лекарств, ни связи. Люди грабят магазины. Тела лежат на улицах, и их никто не вывозит.
Умерла от обезвоживания шестилетняя девочка.
***
Я не могу обработать такого объема горя, начинаю плакать в общественных местах, посреди любого дела, внезапно и непредсказуемо. Улица, где бабушка, в огне, их дом пока стоит, соседней пылает: я никогда себе не прощу, что мы оставили ее там.
В 30+ чатах по Мариуполе рвут душу душераздирающие крики: пожалуйста, спасите родителей, брата, ребенок один в подвале, ищу сына девяти лет, моей мамы больше нет, в машину моего отца попала ракета, сестре оторвало ногу, помогите вывезти…
Эти сообщения – в никуда: никто не ищет пропавших, никто не помогает, общий групповой крик людей в отчаянии по эту сторону ада.
13 марта
Мы жили на улице Троицкой. Последняя неделя была просто ужасом и адом. Бомбардировки практически без перерыва. В разных районах города. Вокруг нас не осталось ни одного целого дома.
13 марта ночью мы прощались с жизнью. Снаряды ложились так близко, что мы думали, все это к нам. Стены ходили ходуном, шатались, от грохота все сжималось в середине, животный страх. Страх за своего ребенка.
Когда мы утром вышли из дома, увидели, что в соседний, 51-й, прилетела авиабомба. Она полностью разрушила дом. Были попадания ракет в соседний дом с другой стороны от нас. Мы тогда быстро сложили вещи и поехали в сторону Морякова. Его отбомбили накануне, временно там было более спокойно.
Когда уехали, узнали, что в наш дом попали сразу три снаряда…
15 марта
Я выхожу во двор в перерывах между бомбардировками. Мне нужно выгулять собаку. Она постоянно скулит, дрожит и прячется за мои ноги. Мне все время хочется спать. Мой двор в окружении многоэтажек тихий и мертвый. Я уже не боюсь смотреть вокруг.
Догорает подъезд 105-го дома. Пламя сожрало пять этажей и медленно жует шестой. В комнате огонь горит аккуратно, как в дымоходе. Черные обугленные окна стоят без стекла. Из них, как языки, вываливаются обглоданные пламенем занавески. Я смотрю на это спокойно.
В этом городе все постоянно ждут смерти. Мне только хочется, чтобы она была не очень страшной. Три дня назад к нам приходил друг моего старшего племянника и рассказывал, что было прямое попадание в пожарную часть. Погибли ребята-спасатели. Одной женщине оторвало руку, ногу и голову. Я мечтаю, чтобы мои части тела остались на месте даже после взрыва авиабомбы.
Не знаю, почему, но мне это кажется важным. Хотя, с другой стороны, хоронить во время боевых действий все равно не будут. Так нам ответили полицейские, когда мы поймали их на улице и спросили, Что делать с мертвой бабушкой нашего знакомого. Они посоветовали положить ее на балкон. Интересно: на скольких балконах лежат мертвые тела?
Весь двор покрыт несколькими слоями золы, стекла, пластика и металлических осколков. Я стараюсь не смотреть на железную дуру, которая прилетела на детскую площадку. Думаю, это ракета, а может мина. Мне все равно, просто неприятно. В окне третьего этажа вижу чье-то лицо, меня передергивает. Оказывается, я боюсь живых людей.
Моя собака начинает выть, и я понимаю, что теперь снова будут стрелять. Я стою днем во дворе, а вокруг мертвая тишина. Нет ни машин, ни голосов, ни детей, ни бабушек на лавочках. Умер даже ветер. Несколько человек здесь все же есть. Они лежат со стороны дома и на стоянке, накрытые верхней одеждой. Я не хочу на них смотреть. Боюсь, что увижу кого-то из знакомых.
Вся жизнь в моем городе теплится в подземельях. Она похожа на свечу в нашем отсеке. Погасить ее очень легко. Любая вибрация или ветерок – и наступит тьма. Я пытаюсь заплакать, но мне не удается. Я возвращаюсь в подвал и слушаю там мерзкий железный скрежет. Прошло две недели, а я уже не верю, что когда-то была другая жизнь.
«Нас убивали с земли, с воздуха и с моря»
Хотите знать, как я переживала обстрелы? Я, взрослый человек, во время бомбардировок держала за руку маму и прижималась к ней, как в детстве, когда хотела спрятаться после страшной сказки.
Моя жизнь стала кошмаром. Жизнь моего города превратилась в ад. Вокруг были герои. Я была слабой и измученной: боролась с паническими атаками и считала себя виноватой во всем. Мне было страшно признаться другим, что мне страшно. И я хотела быть полезной хоть кому-то.
За неделю до этого ко мне пришла Наташа. Моя коллега. С мужем и сыном. Они ходили по городу и снимали видео. Чтобы показать всем этот кошмар. Я спросила ее: «Что делать мне». Она сказала: «Выжить, Надя. Нам нужно выжить». Я уточнила у нее: «Как помочь городу». Она ответила: «Не знаю».
Они втроем ходили в детскую реанимацию, где врачи были круглосуточно, брали телефоны их близких и во время редких сеансов связи отсылали им сообщения. Сообщали, что все живы и здоровы.
Потом в ее квартиру залетели две мины. Погиб муж. Это была первая близкая нам смерть. Только день назад мы видели человека. Живого. Здорового и крепкого. Спокойного и уверенного в том, что он будет жить долго. И вот его нет. Просто потому, что какой-то урод выстрелил в жилой дом.
Накануне нашего отъезда бомбили не переставая. Мы думали, как уехать. У нас была одна машина. Девять человек и собака, которых нужно вывезти. И минимум шансов дойти до гаража. Он был в районе школы, а там лупили из всех видов оружия. Оккупанты вообще не стеснялись. Они выбирали квадрат на местности и разбивали его до развалин.
В один и тот же многоэтажный дом попадали десятки раз. Клянусь, там никогда не было наших военных. Ни одного. Там жили мирные люди, которые надеялись, что бомбить закончат, и они выйдут за водой или готовить еду на костре. В эти дома залетело с десяток снарядов. Россияне били наотмашь. Мы в подвале слушали эти звуки и задыхались от ужаса. Они похожи на пощечину. Как будто по домам лупили огромным плетью.
Звуки войны исполняли симфонию смерти. Сначала скрежет огромных зубов великана и железные удары по крыше. Кто-то только готовился к выступлению. Потом шла мелодия «Градов». Дрожала земля и тряслись стены. Через нас летели огромные слепые убийцы. Мы не могли понять, в какую сторону. Везде были люди. Для кого-то из них эта музыка стала последней. Для меня самым страшным был гул самолетов. Я никогда их не видела. Может, если бы увидела, так так не боялась. Я закрывала голову подушкой и мечтала оглохнуть от тяжелого удара о землю. Земля прогибалась, а самолет заходил на второй круг, и мы снова умирали – до следующего взрыва.
15 марта мы услышали новые звуки из симфонии смерти. Они не были похожи ни на один, звучавший до этого. Два сильных мощных взрыва. От них перевернулось все нутро, голова стала огромной и пустой, стены подвала вибрировали еще некоторое время. Я подумала, что это оружие массового поражения. И с ужасом думала, что увижу, когда выйду на улицу.
Потом нам рассказали люди из поселка рядом с Мариуполем, что по городу стреляли российские корабли. Нас убивали с земли, с воздуха и с моря. Нас убивали отовсюду. Мой город последовательно превращали в руины.
Очень трудно было выезжать. И даже не потому, что бомбили и мы ехали в разбитой машине, без стекла и с дырками от снарядов. Тогда у всех был шок. В машине все молились, чтобы доехать и нас не убило снарядами. Нас останавливали оккупанты и задавали какие-то вопросы. Все они звучали как издевательства. Например, не холодно ли детям в машине с выбитым стеклом. Закройте окна, вы простудите детей. Какие заботливые существа. Они бомбили дома, забрасывали ракетами жилые районы, бомбоубежища с женщинами и детьми, а теперь беспокоятся, чтобы у мариупольских малышей не было насморка. У меня все внутренности переворачивались, как от выстрелов.
СП belsat.eu
