Ее называют человеком Ренессанса: композитор, певица, хореограф, танцовщица, режиссер, основатель фольк-модерн-театра. Была отчислена из консерватории за участие в пикете, но все же закончила ее на отлично. Создала театр, который набрал размаха и престижа за несколько лет, а его выпускники попали прямо на главные сцены страны. Не останавливаясь, создает мистерии, шоу, спектакли, которые зачастую даже не повторяются: если не успел – то и не увидел. Но один из основных проектов ее жизни – театр «Госьціца» – находится сейчас в непонятном состоянии, а в прошлом году его создательница пришла к выводу, что такое искусство не востребовано. А какое же востребовано, и что создает сегодняшняя гостья? В Звездной студии Лариса Симакович.Вы человек одаренный разносторонне. Но сначала была музыка?Я из тех детей, которые сами себя постоянно куда-то «поступают»… Я из Барановичей, и на сцене я где-то с пяти лет. Однажды после концерта (помню, я пела «Солнечный круг», популярный тогда) ко мне подошла женщина и сказала, что в Минске есть такая школа, для таких детей – и с тех пор я не давала родителям покоя: завезите меня туда. Родители очень простые, они из деревни Домашевичи под Барановичами, и они другого мира, кроме своего вот этого домашевского космоса, ничего не видели. И обычно людей пугает «дальний свет». Но я, наверное, была настолько цепкая и настолько упрямая, что отец со своей мудростью сказал моей матери – отвези, просто чтобы успокоить ребенка. И мама меня повезла, даже не взяв документов. Я прошла экзамены. На экзаменах, кстати, сидел тогда Григорий Романович Ширма… Я даже помню свой репертуар: «туп-туп, чаравік, не ляніся, туды-сюды чаравік, павярніся…». Меня взяли, сказали возвращаться срочно за документами. Картинка очень живая сейчас из той жизни, с тех времен… Безусловно, родители переживали – где там ребенок, и как он. Жизнь в интернате не самая лучшая – это такая маленькая закрытая зона, в которой ты должен выживать, должен находить и защищать свою позицию.Но Вы, наверное, сейчас не жалеете об этом выборе? Условно говоря, своего ребенка, живя в Барановичах, отдали бы в Парнат?Наверное да. Ведь становление личности происходит совсем не в комфортных условиях. А именно в таких. Самое большое достижение – я этот социум сейчас вижу и вычисляю ну просто сразу. Единственное, что мне мешает – это мои наивность и доверчивость, от них уже не отделаешься, они остаются с тобой. То есть интернат – как прекрасная школа жизни. После была консерватория, но до этого – еще приключение с балетом… Да, я же из тех детей, что «поступили себя сами»… Представьте себе: закрытая зона, общежитие, и я помню, что я ходила на балет «Спартак», в четырех действиях (а спектакли начинались тогда в 19:30 , а не в 19.00), и это мой 5-6 класс, представьте – как я одна потом возвращалась… Я знала все выходы и входы в старом здании Оперы, все закулисье, все подъезды… Помню, шла «Избранница» Глебова, и главную партию танцевала Корзенкова. Обычно балетный человек может разогреться в зале, где станки, а тогда в старом оперном были такие арматуры железные, которые что-то там держали, рядом стояла канифоль, и она за это держалась как за станок и разминалась. Делала обычные упражнения, обычные вещи для подготовки тела, и я помню – никого не было, было темно, так как это где-то около шести вечера было, где-то за час до спектакля. Никого. Тьма. И я стою, наблюдаю за ней метрах в трех от нее. Я это сейчас вижу, как живое кино, те кадры, как я стою. Я замираю, я вся в этих ногах, в этой фигуре, в этих движениях, и я каждое движение чувствую, понимаю, понимаю, что там происходит – хотя смотрю на нее первый раз, с такого расстояния. И что удивительно – наверное, я так смотрела, так стояла, что она, зная, что я на нее смотрю, ни слова мне не сказала. Хотя бывает, что артистам это мешает, так как это своя работа, свой разогрев, своя кухня, так сказать – как тело привести в порядок, и не каждый хочет, чтобы кто-то на это смотрел. Она ни слова не сказала – и вот на этой ноте я и зависла… Потом была консерватория и отделение хорового дирижирования в классе профессора Ровдо. Еще позже – композиторское отделение в классе профессора Смольского. Дирижировать можно по-разному. Но помню, я ловила себя на моментах, что когда видела в мире что-то прекрасное – то мне хотелось это продирижировать…… А корни истории с Елизарьевым начинаются с моей работы с Виктором Шевелевичем над фильмом «Песня про зубра» . Я писала к фильму музыку, а участвовала там женская группа балета Елизарьева, а я на это смотрел… Я, наверное, так выглядела… что Виктор Василевич Шевелевич сам предложил, что поговорит с Елизарьевым – они дружили… И я пять лет ежедневно, с одним выходным, посещала балетную школу…Вы пришли в фольклор и в белорускость – параллельно? Одновременно? По очереди?Знаете, все сделала первая фольклорная экспедиция. Тогда что-то случилось, когда я вживую услышала эти песни от этих женщин. Как она поет, это как входила в транс, сама даже слова этого не зная… Космос! И с этого началась раскадировка, познание тайны… У меня обостренное чувство справедливости, не знаю откуда. Вот эта несправедливость в отношении языка – почему ее нет, почему это не ценность для каждого – для меня это и сегодня удивительно, для меня это остро. Это маркер. Это проблема, которую я решаю буквально вчера, сегодня, она со мной. … Можно сказать, что «Госьціца» была Вашим основным проектом? Созданный аж в 1986 году, коллектив просуществовал практически до сих пор, заполучив престиж среди людей, а среди критиков – имя первого белорусского пластического фольк-модерн-театра.Это важный проект жизни. Но там важно не столько мое самовыражение, сколько то, что через меня и через созданную структуру театра мы доказывали миру ценности нашей культуры. В каком-то смысле я эту миссию выполняла, и выполняла не самым худшим образом.Фольк-модерн-театр «Госьціца» – лауреат фольклорных и театральных фестивалей в Беларуси, России, Эстонии, Польши, Дании, Италии. Возникший благодаря усилиям Ларисы Симакович в 1986 г. на базе государственной телерадиокомпании, это уникальный коллектив, артисты которого обладают одновременно аутентичной манерой пения и поставленным классическом бельканто, а также – танцевальным искусством. Это первый театр танца в истории отечественного хореографического искусства. В 2004 «Госьціцу» лишили репетиционной базы, время постоянных встреч закончилось.Ну да. И здесь действия государства… Почему нет «Госьціцы»? Потому что контракт не продлили. До смешного. Почему-то в отношении к спорту они понимают, что так мы позиционируем свое государство, страну, себя. А вот ценность культурного продукта они не могут оценить… Кто сейчас работает в консерватории, в Академии? Это единицы, которые понимают ценность культуры, и они тянут эту миссию, в отличие от государства.«Госьціца» после выселения из Белтелерадиокомпании в 2004 году – практически бездомный коллектив? В прошлом году Вы провели концерт «… И куда что подевалось?», опираясь на раритетный сбор записей певческого репертуара «Госьціцы» 1986-2005 годов. В этом был отклик отчаяния?Тон прощания в этом был. Дело в том, что вряд ли вы найдете другой такой коллектив, который после закрытия, лишенный репетиционного зала, без зарплаты, без базы просуществовал еще десять лет. И вторая уникальность: мы в таких уже условиях сумели поставить, как по моему балетмейстерскому мнению, самый удачный полноценный балет – «Свадебку» Стравинского. Балет, который не стыдно показать ни на одной большой сцене. А создавался он в коридорах, в темных углах… … Главную партию Невесты пела Саша Граховская, воспитанница «Госьціцы». Вы не найдете ни одной постановки «Свадебки» Стравинского, где роль Невесты одновременно бы пела и танцевала – в полную силу, в полные ноги и руки – солистка. Более того: вы не найдете, чтобы эта же самая певица, исполнительница роли Невесты, пела это наизусть! Стравинского поют только по нотам – он невероятно сложный. У него постоянно меняется ритм – это, как он сам сказал, «форма, которая сама себя поддерживает». А Александра Граховская это сделала…Ваши сольные постановки довольно часто – спектакли «одного дня», они не повторяются, на них нельзя попасть второй раз. Это обусловлено гостевой, а не своей сценой?Вспомните Ван Гога, который писал картины, а продавал их его брат. Невозможно быть одновременно и создателем, и торговцем. Это абсолютно разные энергии. Ты кончаешься там, где ты закончил произведение – все. Далее тебя уже нет, там пустое.То есть, теоретически, если бы появился брат Ван Гога, Лео, Ваши произведения могли бы существовать дальше? Да, конечно.Есть ли, по Вашему мнению, белорусская композиторская школа?Я отвечу так… Пусть государство живет со своими ценностями – миллионами, дворцами. У нас – свой мир, свои ценности. Вот и все. Фрагменты разговора в программе «Звезды не спят». Беседовала Ольга Гардейчик
