Василиса Трофимович: белорусские добровольцы на Донбассе воюют не за Украину, а за Беларусь
Соавтор документальной книги «Добробаты», бывший пресс-офицер батальонов «Днепр-1» и «Донбасс» Василиса Трофимович в интервью «Белсату» рассказывает о феномене добровольческого движения в Украине, разрушает мифы российской пропаганды и объясняет, почему «медовый месяц» добровольчества уже прошел.
– Часто приходится слышать, что волонтерское движение ведет свое начало от событий на Майдане в 2014 году и именно активисты Майдана составили после костяк волонтерских батальонов. Это действительно так?
– Частично. Самый первый добробат – 1-й резервный батальон Нацгвардии (после батальон имени Кульчицкого) был сформирован из активистов Самообороны Майдана. В других батальонах тоже было много как активных, так и пассивных сторонников Майдана. Но много было и жителей восточных областей Украины – они могли не поддерживать сам Майдан, но они были против войны, они были готовы защищать страну от агрессии. Эти люди весной 2014 штурмовали военкоматы, но военкоматы не знали, что с этими добровольцами делать. Ведь мобилизация была объявлена не сразу, призыва не было. Так стали появляться добровольческие батальоны. Батальон «Донбасс», например, начал формироваться в самом Донецке – работал колл-центр, девочки-активистки созванивались, люди ехали в Днепропетровск, собирались там возле обладминистрации.
При этом нельзя сказать, что добробаты существовали сами по себе. Все они оказались в подчинении МВД, Национальной гвардии или это были батальоны территориальной обороны, которые потом входили в состав Вооруженных сил Украины (ВСУ). То есть, все батальоны (пусть некоторые и не с самого начала) так или иначе были официально оформлены.
– То есть добробаты – это абсолютно легальные формирования?
– Разумеется. Суть добробатов заключается в том, что люди добровольно пошли воевать, их подготовка длилась полтора-два месяца, а не в том, что они никому не подчинялись и существовали неофициально. Неофициально действовал только Добровольческий украинский корпус «Правый сектор» – но по количеству батальоны ДУК чуть превосходили роту. И оружие в ДУК – только стрелковое, максимум ДШК (крупнокалиберный пулемет). Их нельзя сравнить с «Донбассом», «Азовом» или «Айдаром», которые действовали при поддержке ВСУ и были хорошо вооружены.
– Оружие, амуниция, обеспечение добробатов – все это с самого начала было государственным?
– Оружие – да. Амуниция – частично. С амуницией были большие проблемы. Поймите, государство не готовилось воевать. Деньги куда-то уходили, списывались… причем как в армии, так и в других силовых структурах. Форма, каски, бронежилеты, приборы ночного видения и многое другое – деньги на все это давали неравнодушные люди, украинские диаспоры за рубежом, бизнес… Здесь была огромная роль волонтеров, активистов, гражданского общества в целом.
– Правда ли, что в добробаты шли и бывшие беркутовцы?
– Конечно. Были у нас, например, батальоны «Харьков-1» и «Слобожанщина» – их возглавляли харьковчане, родные братья Андрей и Сергей Янголенко. Это бывшие офицеры «Беркута». Их батальоны очень хорошо себя проявили в АТО.
– Большой резонанс имела ситуация с батальоном «Шахтерск», который был расформирован за мародерство, а созданный на его основе батальон «Торнадо» отличился еще более серьезными преступлениями – пытками и убийствами. Почему такое стало возможно?
– Там существовала проблема с отбором личного состава. В батальон попали люди, которых отсеяли отовсюду, откуда можно было отсеять. Очень много было судимых. Руководство батальона смотрело на отбор сквозь пальцы, хотя вообще для структур, подчиненных МВД, обязательна спецпроверка – у человека не должно быть судимостей, у него должно быть образование и нормальная биография. В «Шахтерске» («Торнадо») этого не было и в результате подразделение превратилось в такую «дикую дивизию». «Шахтерск» – это точно такое темное пятно. Но никто и не делает из них героев.
– А насколько оперативно сработала украинская власть, наблюдая за ситуацией с «Шахтерском» («Торнадо»)?
– Можно было и более оперативно отреагировать. Но у нас общество такое. Как только начинаешь прессовать военных преступников, сразу начинается крик: как же так, преследуют добровольцев, патриотов!.. Люди часто не вдаются в подробности и начинаются спекуляции. Это обстоятельство во многом повлияло на оперативность решений властей.
– Полное название книги, соавтором которой вы являетесь – «Добробаты. История подвига батальонов, которые спасли страну». Добробаты на самом деле спасли Украину?
– На тот момент – да, добровольцы спасли страну. На тот момент армия была дезорганизована, ее надо было собрать. Да и чисто организационно все было сложно. Это сейчас АТО управляет Объединенный оперативный штаб. А весной 2014 АТО занимался фактически только МВД. И армию даже формально сложно было задействовать, когда командование было в МВД. Поэтому армия не совсем понимала, как себя вести.
Плюс надо понимать, что ситуация вообще была уникальная в 2014 году. Президент Янукович сбежал, руководители министерств и ведомств оказались де-факто на нелегальном положении. И руководители армии не могли предвидеть, куда повернется ситуация. Не было ни приказа активно действовать, ни приказа бездействовать. И поэтому в марте-апреле самыми активными участниками боевых действий стали волонтерские батальоны. По сути, добробаты показали пример, что не надо бояться, надо действовать активно. За ними подтянулась армия, был освобожден Славянск. При этом понятно, что сами по себе добробаты, без поддержки армии, воевать не могут – хотя бы просто потому, что тяжелое вооружение есть только у ВСУ. Но в 2014-м они были движущей силой – в этом смысле роль добробатов сложно переоценить.
Проблема добробатов была в том, что добровольцы думали, что могут воевать лучше, чем регулярная армия, у них нередко отсутствовало понятие элементарной дисциплины. Все были уверены, что уже все умеют. Часто это приводило к печальным последствиям.
– Сколько людей было в добробатах весной-летом 2014 года?
– Волонтерские батальоны были в каждой области, существовало несколько десятков добробатов. А батальон – это где-то 460 человек, иногда больше. То есть речь идет суммарно о десятках тысяч человек, которые в то или иное время прошли через волонтерские батальоны.
А сейчас, по сути, вся армия в АТО – волонтерская, ведь она же контрактная. Там служат только контрактники, а контракт подписывается только добровольно. Те, кто проходит срочную службу во ВСУ – служат в других регионах.
– Много ли иностранных граждан служили и служат в волонтерских батальонах?
– Очень много. Были белорусы, россияне, поляки, грузины, чеченцы, французы, шведы… Не все говорили по-украински или по-русски – они просто воевали против России.
– Такая мотивация актуальна была для всех?
– Ну для грузинов, поляков, чеченцев – да. Причем чеченцы обычно с опытом военных действий приходили, отличные специалисты. Они уже к тому времени долго жили в эмиграции, многие потеряли всех родственников во время чеченской войны.
У белорусов мотивация немного иная. Они воюют скорее за Беларусь. Они понимают, что рано или поздно власть Лукашенко рухнет и тогда Беларусь станет следующей целью российской интервенции. Поэтому Россию надо останавливать сейчас. При этом белорусские добровольцы обычно совсем не настроены делать революцию в Беларуси, политикой на родине они не занимались.
– По вашим оценкам, сколько добровольцев из Беларуси прошли через АТО с 2014 по 2018 год?
– Конкретно граждан Республики Беларусь – думаю, около 400-500 наберется. Это именно люди с гражданством. А этнических белорусов – тех, кто получил гражданство Украины в 90-х или даже позже – их гораздо больше. Взять хотя бы меня – у меня несколько поколений предков жили в Гродно, отец переехал в Украину в 80-х, у меня до сих пор много родственников в Беларуси.
– Белорусы – самая большая по количеству национальная группа в добробатах?
– По крайней мере, одна из самых больших. Белорусы, грузины, чеченцы, русские.
– Сложно ли гражданину другого государства – в частности, гражданину Республики Беларусь – подписать контракт с ВСУ?
– Каких-то ограничений нет, требования те же, что к украинцам. Обычный комплект документов. То же самое в Нацгвардии. С МВД сложнее – нужно быть гражданином Украины. Но на самом деле… при желании и в МВД можно попасть иностранцу – например, если перевестись из Нацгвардии.
– Некоторые белорусские добровольцы жалуются на то, что у них возникают проблемы с легализацией в Украине, получением гражданства, вида на жительство и т.д.
– Эта проблема во многом преувеличена. Получить гражданство действительно сложно. Это правда. А вид на жительство можно получить спокойно. С удостоверением участника боевых действий вообще никаких проблем нет. То есть и без украинского гражданства доброволец может жить в Украине на легальном основании и даже пользоваться определенными льготами.
– Российская пропаганда создала миф о том, что добровольцы – это исключительно «правые радикалы» и «фашисты». А какая политическая идеология действительно преобладает среди добровольцев?
– Ну для начала нужно отметить, что, наверное, 80% добровольцев – русскоязычные. Они, конечно, националисты – но это не нацизм, это именно здоровый национализм. Это понимание, что твое государство может быть и не самое лучшее, но оно для тебя самое дорогое. Конечно, существует некоторый процент радикалов, они активно используют весь этот антураж с татуировками и символикой – но это не подавляющее явление.
– Насколько серьезным фактором украинской политики стало добровольческое движение? Известно, что некоторые комбаты стали потом депутатами Верховной Рады…
– Да никакой это не фактор. Комбаты, о которых вы говорите, тоже разные. Многие заняли государственную позицию, активно занимаются законотворческой деятельностью, реально что-то делают. А существует маргинес – вроде Семенченко или Билецкого. Билецкий – это вообще сейчас большой бизнес.
Медовый месяц добробатов прошел. Сейчас вокруг добровольцев много спекуляций в обществе. Если кто-то совершил преступление, кого-то убил, то обязательно нужно сказать, что он «настоящий патриот», «настоящий доброволец». Через слово «доброволец» зачастую хотят легализовать преступления. То есть родственникам Виктора Януковича нельзя совершать преступления, а если он «патриот» и «доброволец», то ему можно. Многие действительно думают, что если он месяц пробыл на фронте, то ему потом все должны – ему должны дать и высокий пост, и хорошую зарплату…
– А в Украине действуют программы реабилитации участников боевых действий?
– Конечно, действуют. Но действуют только в том случае, если сам человек хочет этого. Никто не может заставить бойца пройти курс реабилитации. Разумеется, война для человека бесследно не проходит. Я сама, когда вернулась из АТО, долгое время была в неадеквате, не могла прийти в себя. Помогло написание книги.
Но я там была 1,5 года – а некоторым крышу сносит через 1,5 месяца, они не находят в себе сил вернуться к нормальной жизни и спиваются. В конечном итоге все зависит от человека.
***
В Тактической группе «Беларусь» проблему легализации белорусских добровольцев, которую затронула в разговоре с belsat.eu Василиса Трофимович, считают чрезвычайно важной и очень недовольны сегодняшним состоянием дел:
«Белорусы имеют проблемы с легализацией, с получением гражданства. С нами общались люди, которые хотели переехать в Украину, но большинство отказались от этой идеи, так как ситуация с легализацией тупиковая. Из наших ребят никто не получил гражданство, все обращения остались без ответа. Мы находимся здесь на временных справках, которые в любое время могут быть аннулированы. Дополнительная проблема – это сотрудничество властей Украины с режимом Лукашенко. В любой момент белоруса могут выдать в Беларусь. Если к тем, кто воюет на стороне московских оккупантов, власти Беларуси относятся добродушно, то в отношении к нам будет использован весь набор репрессивных методов. Это видно по преследованию наших родственников».
Игорь Ильяш, belsat.eu
