Анатолий Сыс
Анатолий Сыс – поэт, культовый автор белорусской литературы, родился 26 октября 1959 года в деревне Горошков, Речицкого района Гомельской области. Умер 4 мая 2005 г. в Минске.
Мой отец не понимал, как можно восхищаться вечно пьяным и эпатажным эгоистом, кем бы тот ни был. Моя бабушка Валя уговаривала: «Толичек, что же ты с собой делаешь! Может заведи себе детишек – ты же любишь детей. Женись, Толичек, а то потеряешь себя, а ты же Богом поцелованный! Посмотри, как девчонкам нравишься… Неужели тебе никто не нравится?» На что Сыс отмахивался: «У меня, Валентина Адамовна, одна любимая – «Изабелла» [«Изабелла» – название вина – В.К.] и прижимал к груди бутылку .
Ніхто не мае права жыць з Паэтам,
кахаць, пакутаваць і раўнаваць яго,
не тыя дні, калі б ён дбаў пра гэта,
не той напой, які б ён піў нагбом.
А помолчав с минуту, добавлял: «Да и живу при зоне: каждый раз, как приезжаю в родной Горошков, так и хороню кого-нибудь из односельчан, чаще других умирают дети. Убивает их радиация. А я не хочу, чтобы моих детей убил Чернобыль!»
Не знаю, то ли такое объяснение он придумал специально для моей бабушки, то ли для себя… Только так он говорил.
Расцвет его таланта приходится на конец 1980-х – начало 1990-х – время ожиданий и несбывшихся надежд. Расцвет возрождения изменил скепсис. Союзники выросли. Сыс же так и не смог повзрослеть, так и остался птенцом, который «по-белорусски плачет». Уже было не с руки рыдать на всю Площадь со сцен митингов и многочисленных концертов. А другого он не умел. Площадь разбежалась по домам…
Паэт сказаў: п’ем за Айчыну!
І кожны выпіў: за сябе…
Сыс давал надежду другим, безнадежно теряя ее сам. И Сыс бросил: «Поэты всегда были ненужными. Но появлялись, даже в те времена».
Когда мне было десять лет, мы с родителями жили в съемной однокомнатной квартире на краю глухого Сухарево. Был поздний вечер. С пронзительным сквозняком, не раздеваясь, к нам залетел Сыс. Не знаю, как мама, и тем более папа, но моему счастью не было границ. Я бежала к своей тайной шкатулке и вытряхивала из нее свои первые гонорары – жертвовала на одиночество поэта.
Я собирала все его публикации, имела все немногочисленные издания с его стихами. И поэтому, когда на XIV съезде СБП увидела книгу «Сыс», то, безусловно, купила. Рядом со столом, то ли присел, то ли прилег сам автор. Он был настолько неузнаваем в своем верленовском настроении, что едва ли напоминал человека. Очеловеченную муку, воплощенную боль.
Я так и не смогла подписать у него экземпляр. Противно стало смотреть, как какой-то графоман, ухватив Сыса за шиворот, усадил его за стол и радостно продиктовал текст того, что написать – чуть ли не сам водил рукой Сыса! А тот непонимающе-послушно выполнял.
На втором курсе я написала про Сыса статью. Поэт попросил, чтобы я ему статью привезла, и чтобы стихи свои взяла. Я захватила свою книгу «Чтобы небо согреть…», которая только что вышла. Его квартира удивила. Жесткий минимализм в вещах, но все на удивление опрятно. Квартира явно принадлежала маргиналу, но порядок, как у хорошей хозяйки. «Вот она, баскетболистка! Юра, Кустова все же пришла! Я же тебе говорил, а ты не верил! Ты проиграл!» – так он представил меня Юрию Волкову, своему приятелю, который якобы приехал из Канады.
Юра осторожно поинтересовался: «А вы правда баскетболистка?» «Выступала со своей школьной командой на городских соревнованиях…» Сыс радостно вскрикнул: «Вот как знал! А я тоже спортом занимался, вот пощупай, какие у меня бицепсы… Ну как, а?» Пощупала: бицепсы и вправду имелись.
Сели за стол. Юрий случайно задел стакан с соком, разлилось на клеенку. Сыс недовольно бросил: «Осторожно же надо… Кустова, будешь за хозяйку, иди на кухню за тряпкой! Там найдешь!» Я начала вытирать стол. Сыс выхватил тряпку: «Кто же так вытирает? Какая же из тебя хозяйка! Дай сюда, я сам! Учись …» Он все убрал. Действительно, последовательно, умело, по-хозяйски.
Анатолий и Юрий, долго баяли мне байки, придумывали сказки…
Особенно гордился Сыс том, что на его кровати хорошая поэтесса и неплохой прозаик сделали ребенка, а до этого у них долго не получалось. Поэтому у него священная кровать. Показывал мне свое сокровище – новые стихи, которые ждут своего времени, поэтому он никому не дает их печатать пока.
«Называй меня на «ты» и Толик! Говори как поэт поэту: на «ты»! Тем более мы уже давно знакомы!» – улыбнулся он. – «И еще одно. Я буду материться, потому что я такой. Ты привыкнешь. Все привыкают. Я тебе доверяю, веришь? Что молчишь? Вот, можешь меня пощупать, где хочешь, можешь что хочешь со мной делать…» – растрогался Сыс. Растерявшись, я повела плечами. Благо он остановился. А в памяти всплыли его строки:
Я дарэшты ў тваёй уладзе
што хочаш рабі з маім брыдкім целам
Сыс – со словами: «Держи, это мой подарок тебе!» – подписал свою книгу, хотя я и просила, чтобы не подписывал, вспомнив случай на съезде. Обложка была в крови. Он объяснил, что порезал руку, а кровь не выводится из бумаги, не в стиральную же машину ее класть? Вот именно. Сказал, что оно к лучшему даже: подарок будет еще дороже, чем обычный экземпляр, так как на нем – кровь поэта, как из одноименного фильма Жана Кокто. Он подписал не пафосно, хорошо: «Валера, я тебя люблю! Будь рядом со мной! Город-герой Горошков. Сыс». Сказал, что хочет, чтобы была рядом, что мы – как брат и сестра, как отец и дочь.
Слушая его, вспомнила строки Дубовки: «В душе поэта – черт сломает шею…»
«Кто ты в поэзии? Не молчи, сразу отвечай! Я – сын Янки Купалы и брат Максима Богдановича», – вторил Сыс, вскидывая руки. В нем странным образом сочеталась младенческое и седое.
Мне надо было возвращаться домой. Он не хотел отпускать. Хотел поцеловать. Меня передернуло. Сыс огорчился: «Я тебе противен?» Ответила: «Не ты. Водка».
Сыс укоризненно заметил: «Ты что, не знаешь ?! Есть противные слова. Противных поэтов нету!»
По-человечески от Сыса уйти – все никак не отпускал хозяин! – помог тот самый Юрий Волков, который и поймал для меня такси.
Сыс взялся нас проводить. Стоило видеть, как он собирается на улицу: ну чисто ребенок, боится, что родители могут про него забыть. «А как же я ?! Дайте хоть руки вымыть! Ну подождите! Здесь стойте, чтобы я видел! Где вы? Кустова, ты здесь? Ну, стойте! Я уже иду!» И в тот момент, когда Сыс натягивал обувь, мы с Юрой, как можно быстрее бросились вниз по ступенькам. К слову, Сыс жил на верхнем этаже, поэтому бежать было что.
Летом 2004-го (как раз на годовщину по Василю Быкову) Анатолий Сыс присутствовал при моем вступлении в Союз писателей. Обрадовался: «О, Кустова, и ты здесь?!» – начал всем хвастаться, что я к нему приезжала, привозила книгу. Мешал выступающим. «Толик, тихо!» Было приятно мне, как маленькой девочке, что послушался. И молчал – едва выдержал! – пока обо мне шла речь. Потом опять сорвался, его вывели, пообещав, что ему только что привезли телевизор, который он так давно хотел. Сыс поверил, пошел, только спросил: «А вы мне не врете, правда привезли ?! Ой, как хорошо!»
4 мая Сыса не стало – горлом пошла кровь, «захлебнулся кровью Перун». 9 мая 2005 прощались с поэтом. Я принесла ему высокую белую розу с большими колючими шипами. Минск краснел победными флажками и полнился праздничной суетой. А беспризорный белорусский Поэт лежал в гробу, прикованный к Слову.
Его стихи пылали, слова обжигали. Стихия Сыса – огонь. Он пришел с огнем. И ушел с ним же.
О его рождении предупредил пожар. А вечером его похорон дали салют, яркий, цветной, красивый, от которого закладывало в ушах.
Крышку гроба так и не отодвинули. Так и не попрощались с ним до конца. Так и не отпустили. Так и не отпустил. И не отпустит.
Не гони меня! Не гоните…
Минск – 2003-2007-2017. Фрагменты из очерка «В облике отчаяния», который целиком можно прочитать в журнале «Дзеяслоў» №5 (36) за 2008 год.
Валерина Кустова, belsat.eu
