«Москали, чиновники и много панов будут перехватывать письмо наше к вам, но найдутся люди и из мужиков поумнее, и с панского рода, и из городских, которые хотят вашей свободы, вашего счастья, – они то вам сами это письмо давать будут, чтобы вы знали, кто ваш друг, а кто ваш враг».
«Шесть лет уж прошло, как начали говорить о свободе мужицкой. Говорили, толковали и писали много, а ничего не сделали».
«От москаля и панов нечего надеяться, так как они не вольности, а поглумиться да поизмываться над нами хотят».
«Но в соседстве с нами жил немец и москаль. Одному и второму богатство наше колола глаза, – чтоб их так всех искололо, – да и хотели нас согнать с нашего отчины».
«Нет, братцы, большего счастья человек на этом свете, чем иметь в голове ум и образованность».
«Но не надолго пригодится им лукавство, потому что, как я говорил, мы уже поняли, что нам не манифестов, а свободы надобно, и свободы не такой, какую нам царь пожелает дать, но какую мы сами, мужики, между собой установим».
«Долго поляки ждали помощи из-за границы, народы чужеземные кричали много, но до сих пор ничего для нас не сделали; говорят, им нет резона в польском деле, чтоб на москаля идти за нас воевать».
«Читал я в книжках, что есть на свете какая-то саранча, где она покажется, всю скотину домашнюю изведет. Завелась у нас, братцы, саранчи еще хуже той, это чиновники московские со своей «правдой» и «справедливостью».
«Обдирай нас, царь, обдирайте нас, чиновники его, хоть до последней шкуры, но помните, что придет и наша очередь, помните, что если мужик разыграется, то во всю ширь кровь ваша польется».
«Нет и пяди земли на свете, где люди относятся друг другу только хорошо, где не хотят обидеть ближнего своего».
«Разве у нас в школах учат справедливости, чтобы учить жить, не причиняя обиды другому? Разве есть правда и справедливость в суде? Разве может человек быть уверен, что его никто не обидит? Разве правительство московское думает о людях, чтобы они могли жить счастливо? Сами скажите».
«Москаль-то хитрый, он-то, ребята, хочет, чтобы не дать ничего, а народ думал, что уже имеет все как полагается».
«Помнят еще наши деды, рассказывают, что в их время мужики рекрутчины и не знавали».
«Не будем говорить, из каких народов москали выводятся, братства там не много найдем, неволя монголов и царей московских совсем убила в этом народе всякую память о свободе и сделала из него людей поганых – без мысли, без правды, без справедливости, без совести да без страху Божьего».
«Костюшко, который, говорят, около Слонима родился и о котором народ наш поет, что он был очень хорошим и москаля крепко бил, – выступил за свободу нашу, но москаль-то помешал и завел свой порядок».
«Ведь я тебе из-под виселицы говорю: Народе, ты только тогда заживешь счастливо, когда над тобой москаля уже не будет».
