Полесские тунеядцы


Девятый месяц я не могу устроиться на работу. Сегодня я точно знаю ответ на вопрос, почему умирает белорусская деревня. Здесь остается только непотребщина – то, что не способно к конкуренции с городом. Умные сельчане реализуются в городе. Умные горожане реализуются за рубежом. Государство не умеет использовать свой главный потенциаллюдей. Поэтому мы потихоньку уезжаем, чтобы жить в соответствии со своими способностями. Уезжаем из деревни. Уезжаем из Беларуси.

Кто хочет – не может, кто не хочетдолжен

На минском балконе я думал, что найти работу в деревне не сложно. Зарплаты здесь низкие, людей нет, да и одни пенсионеры, работать никто не хочет. Думал, приеду, а меня ждут с чаркой-шкваркой. Местный народный коллектив в фабричных костюмах споет ритуальную песенку. Плечистый председатель торжественно пожмет мою руку, произнесет что-то вроде: «Все будет хорошо. Мы не бросим в беде, дружище. Будешь жить, как у Христа за пазухой».

Ну, хорошо, с шкваркой не встретил. Может, не знали, что я приеду. Может постеснялись. Однако радоваться же будут, если я скажу, что хочу учительствовать в школе – это я так думаю. Такое счастье свалилосьчеловек из столицы, с хорошим образованием, с желанием.

Но и здесь был обломчик. Три окрестные школы – Автюковская, Юрьевичская, Березовскаяимеют укомплектованные штаты. Помимо учителей-пенсионеров с марксисткой закалкой сюда загоняют молодых специалистов после вуза.

Когда распределительный срок закончится, молодые специалисты уедут, на их место пригонят новых. В этом круговороте нет бреши, в которую мог бы протиснуться человек с желанием учительствовать. Это удивительная неэффективная схема: кто хочет – не может, кто не хочетдолжен.

«Пазваниця туда»

Я не был готов к тому, что придется, прищурившись, ходить, просить работу. Все, что мне советовали там, на большой земле, я выполнял. Друзья говорят: везде требуются социальные работники, иди и работай. Я подумал: почему нет? Людей люблю, буду слушать байки, мыть пол, ходить в магазиннормальная работа. Однако штат укомплектован. Вакансий нет – во всем Калинковичском районе.

– К сажалению, вакансий нету.

Нет, нету.

Вакансии? Нет, что вы!

Что-что?

Какие вакансии?

Пазваниця туда.

Пазваниця сюда.

– Не-а.

Нету.

– Не будет.

– Не было.

– Нас нет.

– Вас нет.

Деревенский блат

Мне говорят: требуется протекция. Чтобы устроиться в деревне уборщицей, нужен блат. Моя родственница на прошлых выборах была председателем местной избирательной комиссии. Сегодня она уборщицамоет пол в колхозном здании.

В деревне на место уборщицы очередь. Почтальоны, продавщицыс миллионом девятьсотдержатся за свои места, как клещи за кожу. После смерти, мне уже так кажется, должности вместе с домами перейдут их невесткам по завещанию.

Для работы в колхозе я не подхожу – нет водительских прав, не умею работать с техникой. Каюсь, гуманитарий.

Собственное подсобное хозяйство

Огород помог мне выжить весь этот период, пока я искал работу. Он помогает мне до сих пор. Я, наверное, единственный прудковец, у кого в середине ноября еще есть свежие помидоры и молодые кабачки.

Если не лениться, то можно яйца и молоко не покупать у соседей, а производить. Говорят, этим можно зарабатывать. Меня и ульи насоветовали, и страусов. Но после всех разочарований я и здесь ищу подвоха. Может, где-то кто-то этим зарабатывает, в своей и окружающих деревнях не к кому сходить и посмотреть. Может, у меня район такой, где вообще ничего невозможно? Может там, в счастливой Беларуси, все иначе? По крайней мере, к фермерству путь долгий. Наверное, им и пойду. Но пока что впереди только зима.

Кормиться Москвой

Калинковичи живут на российские рубли. Любой человек на улице вам скажет, какой сейчас курс. Три из шести моих двоюродных братьев в данный момент что-то строят под Москвой. Через месяц-два они вернутся, привезут модных гаджетов и дисков с российскими сериалами. Следующий сезон будут сидеть за компьютерами, играться в танчики и смотреть те сериалы. Пока не закончатся деньги.

А когда закончатся, снова поедут под Москву или Питер. Жены нажарят им котлет, намешают компотов. Мне брат сказал: «Не хочу ехать. НЕ ХО-ЧУ. Но у меня нет выхода. Жена начинает ворчать, что нет денег».

У меня не только денег нет, но и жены. Никто не ворчит, так можно и не ехать.

Тунеядцы

Дядя Вова из Автюков говорит, вся беда в том, что в нашей стране разрешено работать пенсионерам. Пенсионеры работают, молодые сидят на скамейках. Как в Автюках три парня. Как я в Прудке. Мы тунеядцы. Мы не платим налоги на военные советы по телевизору, на иллюзию всеобщего счастья.

Ты упорно ищешь работу, разочаровываешься во всем, окончательно теряешь надежду. А потом посмотришь на себя в зеркало, а там стоит дармоед. Как так получилось? Я же работал в Минске по 14 часов. Я же люблю работать.

В соседнем Боруске живет мой двоюродный дядя Володя. Он мастер по дереву, каких во всей Европе можно по пальцам пересчитать. В надлежащих условиях дядя мог бы быть очень успешным человеком. Однако у него даже своего дома нет, живет у престарелых родителей, а зарабатывает тем, что рубит соседям дрова. И он, и я – не нужные этой стране люди. Нас нет. По этому поводу он уже начал пить, а я буду бороться.

Андрусь Горват, belsat.eu

Новостная лента