Чего боится Путин? Бывший глава Украины Ющенко дал эксклюзивное интервью «Белсату»

Экс-президент Украины Виктор Ющенко к тому, что происходит в Беларуси, имеет больше отношения, чем кажется на первый взгляд.

Какие он видит пути для сохранения территориальной целостности нашей страны? Чего боится Путин? Бывший глава Украины рассказал в эксклюзивном интервью Алине Ковшик.

АК: Совсем недавно Александр Лукашенко назвал Украину братским народом, который борется за независимость. И этот тезис подхватили многие СМИ не только в Беларуси и Украине, но и в России. Не удивляют ли вас эти слова?

ВЮ: Я бы не сказал, что меня это удивило. Ведь если проанализировать то, как за последние три года Беларусь относилась к российской войне в Украине, что мы слышали из уст президента, – это то, что белорусы не отдадим и пяди своей земли. Между строк я читаю: «Я все сделаю, чтобы не допустить в Беларуси агрессию и оккупацию, как в Украине».

Потом, помните, было много сказано на тему белорусского языка. Мне это слышать было очень приятно, потому что это тема, которая мобилизует нацию. Если мы говорим о том, как встречать врага, – единством. Это лучшее оружие. Если это происходит в Беларуси, я это одобряю.

Беларусь не просто расшифровывает то, что происходит в украинско-российских отношениях. Он понимает, что речь идет об агрессоре, об оккупанте. Не надо сегодня спрашивать, по ком звонит колокол, или по Донбассу, или по Крыму, по Нагорному Карабаху, когда-то по Южной Осетии, Приднестровью… Может, завтра по Варшаве, Риге или по другим столицам. Одним словом то, что я вижу в Беларуси, – здоровая продуманная реакция на вызовы и опасности, которые существуют по всей протяженности линии российской границы.

АК: Об угрозе от учений «Запад-2017» первыми заявили украинские журналисты из издания «Апостроф». По вашему мнению, это реальный сценарий, что Россия может захватить Беларусь? Или это такая попытка запугать Лукашенко, чтобы он был более лоялен по отношению к Москве?

ВЮ: Инструментарий запугивания в российском арсенале очень большой. Вы видите на моем лице, что я сам испытал не один такой инструмент запугивания, и физического в том числе. Но в настоящем, я уверен, путь формирует не такой тип политики, который мы сейчас обсуждаем. Вы знаете, это все – вчерашний день. 21 век – это век, в котором победит открытый. И поэтому мы понимаем, в чем сила европейской коллективной безопасности: в том, что она публичная и открытая, а не в армии.

Армии, кстати, нет. Но работает принцип: угроза моей безопасности – общая угроза. И это говорят 29 лидеров государств. А что можно этому противопоставить? Ни атома, ни ракетных комплексов, ничего. И поэтому я думаю, что даже если это российский замысел, то на него не нужно реагировать. Есть вещи более сильные, которые вы можете сами сделать. Если вы будете в позиции открытости и солидарности с Европейским государственным пространством, то вы всегда победите.

А как-то приспосабливаться, поддаваться на провокацию и каким-то образом реагировать… Мне это будет напоминать попытки в 1938 г. задобрить Гитлера. Может, давайте Судеты отдадим – будет добрее. Отдали. А потом, может, Австрию отдадим. Отдали. Отдали Данию, Швецию, отдали Центральную Европу. Капитулировала Франция. Россия подписала перемирие. Одна Англия осталась оппонентом Гитлера, и с этого началось европейское движение сопротивления, которое в конце концов привело к победе 8 мая. Поэтому не нужно жить феодальными принципами, не надо жить манипуляциями, которые, на первый взгляд, кажутся умными, асимметричными и дальновидными. На самом деле это вчерашний день, мир такими понятиями уже не живет.

АК: И как нам надо жить, Украине и Беларуси, которые рядом с агрессивной Россией?

ВЮ: Надо понимать, что Путин боится двух вещей. Не трех, не четырех, двух. Первая вещь – реакция собственного народа на его политику. Но я полагаю, что его народ спит. Очень часто этот народ любит рабство, не любит свободы. Очень любит царя. Он, конечно, проснется, но я бы на это не делал ставки. Есть второй компонент, чего боится Путин. Путин боится международной солидарной реакции на средневековую политику, которую он проводит. Нам нужно сделать все, чтобы такая солидарность образовалась сначала в регионе, потом в Европе, а потом в мире. Это единственный способ, не проливая крови, не принося больших жертв, остановить зло.

АК: Достаточно ли Украина чувствует эту солидарность?

ВЮ: Конечно же, нет. Значительная часть Европы смотрит на конфликт в восточной Украине как на национальный конфликт. В худшем случае, как региональный, не более. Это большая ошибка. Как правило, Европа здесь достаточно бездеятельна. Нет ни одного европейского института, который бы был задействован в процессе урегулирования конфликта. А на самом деле это то, о чем я мечтаю…

В Европе сейчас семь военных конфликтов, шесть из них – на Востоке Европы. Это говорит о том, что Восток стал поясом нестабильности в Европе: Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Крым, Приднестровье, Донбасс. И из шести конфликтов – один горячий, где есть жертвы каждый день. Я убежден, что если бы в нашей дискуссии участвовал Уинстон Черчилль, он бы сказал, что от Балтики до Черного моря в Европе построена высокая и широкая металлическая стена.

Это граница между двумя отличающимися политиками, политикой имперской, феодальной и политикой европейской, демократической. Это конфликт между свободным человеком и рабом. Сегодня для нас очень важно, чтобы европейские и восточно-европейские политики посмотрели на то, что происходит на востоке Украины, как на геополитическую проблему. Это не проблема Украины, Беларуси или Молдовы. Если мы хотим, чтобы этот пояс излучал мир и стабильность, мы должны приложить геополитические инструменты для его урегулирования. Не может Захарченко или Плотницкий указывать, как нужно решить этот конфликт. Ведь источник конфликта не Захарченко или Плотницкий, его источник – Путин.

АК: Когда вы стали президентом, то один из первых указов был об отмене виз. Сейчас подобный шаг сделал Александр Лукашенко. Скоро для украинцев отменят визы в ЕС. А где сейчас Беларусь?

ВЮ: Вы заставляете меня говорить об определенных тайнах. Я убежден, что если бы в 2006-2007 гг. относительно Беларуси применили другую европейскую практику, она была бы в другом месте, чем сейчас. И я много делал для того, чтобы Беларусь была там, где была Украина: контакты и встречи, которые я организовывал (думаю, когда-то с президентом Беларуси мы об этом расскажем). Я не хочу быть арбитром, но в белорусско-российских отношениях были такие пункты, к которым можно было применять более современную, открытую европейскую политику. Это было бы справедливо в отношении Беларуси и белорусского народа.

Сейчас очень важна украинско-белорусская солидарность. Это даже не «против кого мы дружим», а те идеалы, которые у нас есть сейчас. И мы их понимаем. Чтобы их подкрепить нужна солидарность. Если мы будем делать вид, что это нас не интересует, мы будем слабее. Если не можешь поднять штангу сам, позови друга. Есть миллионы людей, они помогут тебе.

АК: А что бы вы хотели пожелать белорусам?

ВЮ: Во-первых, я очень люблю Беларусь. Это волшебная нация, и в характере, и в ментальности очень напоминает украинцев. Она не подняла мяча ни на кого и молит Господа сохранить территориальную целостность и политический суверенитет, чтобы планировать жизнь так, как она хочет. Я бы хотел, чтобы это Беларуси удалось. На самом деле это очень большая цель, так как есть много сил (и возможно, их больше, чем ресурсов в Беларуси), которые видят другую Беларусь, зависимую, без национальной памяти, которую будет создавать советский народ. Мне такая Беларусь не понятна.

АК: Благодарю.

ВЮ: Спасибо вам.

Сюжет вышел в эфир в рамках программы «ПраСвет»

Другие темы программы:

Почему в интеграции с Россией никто насильно не держит, но выйти невозможно?

Как голландцы могут спасти Евросоюз?