Андрей Макаревич записал песню по-белорусски и рассказал о своих белорусских корнях

Лидер российской группы «Машина времени» записал свою первую песню на белорусском языке.

Андрей Макаревич специально приезжал в белорусскую столицу для того, чтобы завершить работу над своей первой белорусскоязычной композицией для проекта «GlobalReload» портала Tuzin.fm и общественной кампании «Будзьма!».

Портал Tuzin.fm расспросил известного российского музыканта о его опыте пения по-белорусски и белорусские корни.

– Ваши первые впечатления от творческого эксперимента?

– Ужас как интересно! Совсем нечасто таким занимаюсь, потому что не считаю себя исполнителем-полиглотом. Пою по-русски. По-английски пел в школе и до 10 класса практически перестла. По-белорусски очень интересно попробовать, так гены все-таки есть. Я очень хорошо помню сильный белорусский акцент моей бабушки. Она была из Погодино – села, которое тогда Блудином звалось, а рядом деревня Малич, это Западная Беларусь. И вот бабушка говорила: «светочувствительная», «шчука» – вспоминаю, как сейчас. (Имеется ввиду деревня Павловичи, что в Березовском районе на Брестчине, к 1964 году деревня называлась Блудень. Железнодорожная станция рядом называлась «Погодино», теперь она называется «Береза-Картузская» – замечание tuzin.fm).

– Можете объяснить: зачем вам вся эта белорусский история, зачем петь по-белорусски?

– Для меня это поклон моим предкам, которых уже нет на этом свете. Вообще я считаю, что это правильно. Если в человеке есть часть вот этого, так почему он должен ее прятать? Он должен этим гордиться. Я очень люблю Беларусь, у меня здесь много друзей. Стараюсь здесь бывать чаще. Здесь фантастическая природа – наверное, самая красивая, которую только можно себе представить в средней полосе. И у вас получается ее сохранять в идеальном состоянии, в отличие от россиян. Поэтому ваша страна – оазис в моем воображении.

– Сразу ли вам открылась Ваша Беларусь? Знали ли вы о ней что-либо 45–50 лет назад?

– 50 лет назад мне было 11 лет и отец мне рассказывал о чудесном хутор Малич, где он родился и провел детство. Где жили только Макаревичи и Антончики. Я знал давно, откуда родом мой папа, мой дед, которого при жизни я уже не застал, моя бабушка по отцовской линии. И все обещал меня туда свозить. И так и не съездил, меня не свозил, не выпало. Так далеко на Запад я не выезжал, в Минске только часто бывал, а дальше туда, в направлении Бреста, не ездили. Попал туда в 2011 году, благодаря российскому «Первому каналу», который снимал программу «Древо жизни», которая недолго просуществовала. Ее идея была в том, что герои передачи едут искать свои корни.

– Знаю, что вы досконально изучили свою родословную и собрали все возможные свидетельства. Остались неизвестные факты?

– Я до сих пор не могу найти фотографии своего прадеда Антония Усаковского, который в тех краях был известным человеком, священником. Он построил церковь, которая до сих пор стоит. Он построил церковную школу, в которой как раз и познакомились мои дедушка и бабушка. Мне известно, что прадед пережил революцию, был посыльным практически у патриарха даже определенное время. В 1919–1920 годах его следы окончательно теряются. Думаю, что его расстреляли. Но пока узнать, где и при каких обстоятельствах и вообще увидеть как он выглядел, подержать в руках его фотографию, у меня пока не вышло. Здесь в поисках помогали очень серьезные историки, но пока тщетно. Хочу дойти до Лубянки, возможно там что-то найдется.

[vc_single_image image=”3″ img_size=”large”]

– В той же программе «Древо жизни» четырехлетней давности вы говорите интересную фразу о том, что разницы между белорусами и россиянами, по сути, нет. Изменилось ли ваше мнение на этот счет сегодня?

– Разница есть, конечно. Даже хотя бы в отношении к природе. У вас это отношение – европейское. У нас же испорчено отношение к природе кочевниками. Кочевники привыкли гадить, потому что они не сидят на местах – они завтра едут дальше. Так зачем проявлять заботу о чистоте. Подозреваю, что у россиян это осталось со времен татарского ига. У вас также история непростая, тут то Польша была, то Беларусь, но все же это Европа.

– Вы слышали белорусский язык, читали на нем, а теперь попробовали спеть по-белорусски. Похож ли он на русский, как вам показалось?

– Никогда не забуду случай в минском такси. Мы обсуждали с таксистом белорусский язык, вывески, написанные по-белорусски и тот говорит: ха, белорусский – это тот же русский, только с ошибками (смеется). Это смешно, тем не менее белорусский, – это язык со своими правилами, со своей мелодикой, со своим довольно сложным произношением. И все это меня интересует.

– Так похожи наши языки все же или нет?

– Они похожи. Так же как англичанин поймет австралийца и даже шотландца. Но безусловная разница есть в музыке языка. И не удивительно, что среди первых советских вокально-инструментальных команд наилучшие былиЮ на мой взгляд, не «Веселые ребята», а «Песняры». Во многом благодаря своей другой музыке языка.

– В таком случае хочется спросить:ждать ли продолжения вашего белорусскоязычного творческого эксперимента?

– Давайте поживем, я открыт к всяческих хороших задумок и готов принимать разные хорошие предложения. Но давайте посмотрим, что выйдет из первого опыта. Мне довольно сложно судить со стороны, насколько удалось моя первая белорусская песня. Об этом могут рассуждать только те люди, которые здесь родились и разговаривают на этом языке с детства.

– Есть проблема, кстати, с этим. В 1980 году, скажем, у нас на целый Минск только один человек учился в школе по-белорусски. Так что с детства далеко не у всех получается говорить по-белорусски.

– Вот странно. Украина была также советская, но там не до такой степени дошло. Тем не менее «Песняры» пели по-белорусски. Честь и слава Мулявину за это. Давайте возрождать белорусский язык общими силами. Или хотя бы сохранять его.

– Расскажите о вашей первой белорусскоязычной песне.

– Это песня «Снег», переведенная на белорусский язык Юрием Нестеренко. Сейчас она записана вместе с музыкантами из группы «AppleTea». В оригинале она была написана где-то в 1977 году. Какой-либо особенной истории о ее создании нет. Сел за пианино – и написал. Считаю, что у песен вообще не может быть истории. Если автор начинает рассказывает истории, как появились его песни – он, скорее всего, врет. Впервые мы ее записали в 1978 году, не знаю, сохранилась ли эта запись, а потом в 1980 или 1981 году уже с Петей Подгородецким. Не помню, записывали ли мы ее в студии еще – клянусь, не припомню. Зато было несколько отличных концертных версий.

– Почему именно «Снег» выбрали для записи на белорусском языке? Случайность?

– Нет, совсем не случайность. В одном из номеров журнала «Дзеяслоў» («Глагол») было немало стихов и песен моих, переведенных на белорусский. И мне показалось, что именно в этой песне наиболее близко звучат наши языки, просто по набору слов это было заметно. И мне проще было с ней работать.

Источник: Сяргей Будкин, tuzin.fm